Дух Времени

Он разом обернулся.

– Почему ты это знаешь?.. Почему ты знаешь, что она меня ждет?

Соня молчала, опустив голову…

– Я не вернусь, Соня, ни сегодня, ни завтра… Я вообще ничего не знаю… Если ей это тяжело выслушать, не добивай ее! Не говори ей ничего… Ах! Я предпочел бы вражду, проклятия, ненависть… Этого я не ждал… Это меня самого лишает мужества… – Он на мгновение закрыл глаза рукою.

Послышались шаги Софьи Львовны. "Что же ей сказать?" – быстро, шепотом, спросила Соня.

– Скажи ей, что я ее люблю! – разбитым звуком сорвалось у него.

Как автомат, Соня прошла в гостиную. Там смолкли и глядели на нее сквозь волны табачного дыма.

– Вообще можем ли мы использовать вашу квартиру? – ласково спрашивала хозяйка.

– Да, да… Пожалуйста… Андрюша… Если тебе… или кому-нибудь понадобится ночевать… – У нее перехватило горло.

– Спасибо, милая! – рассеянно улыбнулся он. – Да, вот еще что, Соня! Сделай милость, зайди к маменьке, передай привет!

Послышался звонок. Все тревожно переглянулись. Майская пошла отпирать. "Кто там?" – "Земляки"… – "Ах, это Борис!.."

Зейдеман вошел в пальто, шапке и калошах… "Вчера расстреляна Бессонова", – сказал он беззвучно.

Майская закричала. Все невольно встали и окружили Зейдемана.

– Не может быть! – прошептала Софья Львовна. Затем настала жуткая тишина. Зейдеман сел на стул, расстегнул пальто и отер пот с лица.

– Вторая жертва… – глухо сказал кто-то.

Зейдеман махнул рукой.

– Вы плохо считаете, Александр Петрович…

– Борис, может быть, это ошибка? – сказала Софья Львовна.

– Это факт. Ее арестовали третьего дня, когда она утром шла с директивой к боевой организации… Там ее ждали до вечера… Навели справки… Ее никто не видал с тех пор, как она вышла…

– Но почему вы думаете…

– Левин видел вчера, как ее вели к реке…

Майская закрыла лицо. Тишина, полная ужаса, длилась несколько мгновений.

– Извозчика привели… Меньше рубля не берет, – сказала кухарка, просовывая голову в дверь.

Соня слышала, как кто-то спросил Тобольцева: "Вы опять на Пресню?" Он ответил, смеясь: "Разве, в сущности, это не все, что нам осталось?.."

Он вынес шкатулку и поставил ее в ноги к Соне, под полость. "До свидания и спасибо! – ласково сказал он и опять поцеловал ее щеку. – К маменьке сходи нынче же!"

Из окон на них глядели с любопытством чужие лица мужчин. "Какая хорошенькая! – сказал один. – Кто она? Не партийная?.." "Вот, подите ж! – усмехнулся другой. – На какой риск идет!" "Ей сойдет скорее, чем нашему брату… Красива, хорошо одета… Наверное пропустят…" – "А все-таки это геройство, господа!.. Только уж в очень странные дни мы живем, что потеряли мерило вещей…"

Соне, действительно, удалось благополучно добраться домой, хотя извозчик еле плелся и ехал большими улицами, натыкаясь всюду на патрулей. "Ну что ж? – всякий раз думала она, поводя плечами. – Ну и пусть!.." А они глядели на хорошенькое, безучастное личико, на красивую шапочку с горностаевой опушью и концы белого воротника. Соня казалась Снегурочкой, далекой от земли и ее волнений. Никто из этих простых людей не сумел бы осмыслить и формулировать впечатление, которое эта красота вызывала в них, но решительно каждый на ее вопрос: где можно проехать? – вежливо указывал ей путь. Так она и добралась, невредимая.

"Пришлет он теперь или нет кого-нибудь узнать о моей судьбе?" – с горечью думала Соня. Но прошло еще два дня, и никто не пришел… Правда, у нее ночевали на диване, в гостиной – один раз этот самый Дмитриев, другой раз дружинник от Тобольцева, которого она впустила, услыхав пароль, данный ей на прощание. Но он не приходил.

В тот же день она пошла к Анне Порфирьевне. Тоска гнала ее на улицу. Ей нравилось рисковать собой. Когда она позвонилась в Таганке, уже смеркалось, и Капитон, испуганно, не снимая цепи с двери, поглядел на нее в щелку. "Батюшки! Что случилось?" – "Ничего не случилось! Просто в гости пришла…" "Вот отчаянная!" – ахала Фимочка. Как все обыватели, в эти дни они жались друг к другу в столовой, за самоваром, и все вечера играли в стуколку. Дети Веры Ивановны глядели "Ниву"[269]. Анна Порфирьевна догадалась и с захолонувшим сердцем встала навстречу гостье. Они заперлись наверху. Анна Порфирьевна сияла. У нее не было слов, чтоб отблагодарить Соню за эту весточку, но, когда та выходила, она шепнула ей ласково и стыдливо, горячо целуя ее: «Скажите супругу, чтоб о деньгах на Крым не беспокоился! Это Андрюшина воля…»

В передней ее поджидали братья. "Где ж это он околачивается?" – злобно спросил Николай. "Ничего не знаю!" – отрезала Соня. – "Ну, а как через вас до него доберутся? Или вы думаете, что это трудно?" – "Попробуйте!" – усмехнулась она. – "А кто доносить пойдет? Кто? – гаркнул Капитон, свирепо скашивая глаза на брата. – Ты, что ли, пойдешь? У!.. Дура!.." Николай обиделся и ушел к себе.

Анна Порфирьевна велела Ермолаю заложить сани. "Только до Остоженки, – говорила Соня. – Там я уж одна переулками дойду…" "Мимо баррикад?" – ужаснулся Капитон. "Ну что ж? Я привыкла… Каждый вечер хожу… Там ни души нет…"