Дух времени. Введение в Третью мировую войну

Мы всегда и на всех уровнях социальной организации жили и действовали так — поперёк всяких «форм общественных отношений», поскольку приматом и главной ценностью в России всегда был и остается ресурс, но не тот ресурс, о котором мы столько сейчас говорили, а ресурс особый — ресурс без времени, «ресурс-здесь-и-сейчас». И это отличие ресурсов — их (со временем) и нашего (без оного) — принципиально важное. Суть вроде бы одна, а вот смыслы — разные. Да, мы всегда жили ресурсом, но, как и человек Запада, мы только сейчас освоили время по-настоящему, потому что политэкономическую теорию обмануть можно, а вот работу мозга — нельзя. Способность видеть далеко вперёд, заглядывать в будущее и пытаться овладеть им посредством ресурса, который «там и тогда» позволит нам удовлетворить потребности, которые возникнут у нас «тогда и там», — это вовсе не то же самое, что жить здесь и сейчас так, словно бы это навсегда, а ты царь мира сего, потому что у тебя есть ресурс, которого нет у другого, что позволяет тебе делать «всё, что твоей душеньке захочется». Вот они — «два мира — две системы», ни больше ни меньше.

Что ж удивляться тому, что нас постоянно удивляет наше будущее? Мы как больной с корсаковским синдромом — постоянно обнаруживаем себя в новых обстоятельствах и никак не можем взять в толк, как мы тут очутились — что за помутнение у нас было «до» и что это за муть, окружающая нас «после». Карл Маркс, и потому читать его следует, и именно как методолога, смог предсказать будущее на значительный исторический период — пусть всё происходит и не так именно, как было предсказано (другая механика, другие действующие силы), но, по сути своей, государственная модель современной Западной Европы, конечно, социалистическая — в точности как предсказывалось! Мы же всякий раз словно бы разворачиваемся на 180 градусов, чтобы снова оказаться в исходной точке и начать всё заново. Парадокс маятника в том, что, хоть он и помогает нам отсчитывать время, сам он ходит по замкнутому кругу, а в круге этом, по определению, времени нет. Мы — как тот маятник: во времени, но без времени. И пока это время не будет нами, наконец, осмыслено, пока оно не появится внутри того, что мы так хорошо, в отличие от просвещённого Запада, знаем как ресурс, толку от наших ресурсов не будет никакого.

Надо ли говорить, что этот наш суверенный и особый российский «ресурс» традиционно называется «властью»? Мы сами зачастую не знаем, что мы называем этим мифологизированным словом. Когда мы говорим «власть», мы не мыслим ни конкретного человека, ни определённые институты, ни даже сколько-либо внятные функции. «Власть» — и всё тут. В действительности же, конечно, речь идёт о возможности или невозможности удовлетворения наших потребностей — причём не только сейчас, но и в каком-то будущем, которое мы, впрочем, не слишком себе представляем. Именно поэтому «власть» для нас — несомненная ценность, определяющая всю нашу экономическую реальность и саму логику социально-экономического обмена. Отсюда коррупция, взяточничество, «откаты» и «благодарность» — на всех уровнях социального бытия одна и та же история (лишь масштабы и содержательные элементы меняются). В действительности же, если присмотреться, то мы всегда найдем здесь и актора ресурса (власти), и стоящую за ним реальность (от генерального подряда на госзаказ до личного знакомства с «нужными людьми» в ЖЭКе). Но если с понятием «власти» ничего невозможно поделать — оно слишком самодовлеющее и при этом обтекаемое, то понятие «ресурса» куда более функциональное.

Возможно, главное отличие концептов «власти» и «ресурса» — это всё то же самое время.

 Всякий «ресурс» неизбежно временен (как запас бензина в топливном баке) — и это осознаётся, и факт этот никого не смущает, а сам «ресурс» не теряет от осознанности этого факта своей ценности (бак бензина — лучше, чем пустой бак). Но если вы пытаетесь помыслить «власть», ограниченную во времени, то она, как по мановению волшебной палочки, тут же теряет в наших глазах львиную долю своей былой ценности.

Вся психологическая сила «власти» — в заданности её «вечности», «неизменности», «несменяемости»: «власть» должна быть «вечной», или она не «власть» (именно поэтому так важна её перманентная сакрализация). Но, как нам хорошо известно из метафизики времени (спросите хотя бы у Пиамы Павловны Гайденко), «вечное» — это значит «вневременное», а если «вневременное», то неизменное, а если неизменное, то и не развивающееся.