Дух времени (Zeitgeist)

— Это всем нравится! Только дураки от этого не тащатся!

— Девчонка что надо! — одобрил Макото. — Ты голодная, Зен Оби? Ты нравиться лапша удон? [57]

— А это белая лапша удон?

— Очень, очень белая.

— Классно. Сделай мне немного. Сделай мне немного прямо сейчас! Умираю от голода!

Макото плеснул в плохо отмытую кастрюльку безумно дорогой импортной ключевой воды из канистры.

— Американки растут большие, если едят лапшу удон, — предположил Макото, прохаживаясь перед кухонными тумбами из тропической древесины и наугад дергая ручки ящиков. Из одного испуганно выскочили два здоровенных таракана-островитянина с палец величиной. Макото проводил их шумный полет снисходительным взглядом гавайца. Наконец он наткнулся на залежи японской лапши в целлофане.

— Я ее варю, — сообщил он, включая электроплиту. — Микроволновка не тот вкус. Мы готовим лапшу старинно, любовью, естественно, совершенно.

Кастрюлька закипала в умиротворенной тишине. Макото устремил на Зету задумчивый взгляд.

— Что тебе больше нравится, «Нинтендо» или «Сега»?

— «Сега» сыграла в ящик. Ну, почти.

— Да. Ты права. Я им твержу: возьмите ди-джея из Токио, но нет, нет, «Пропеллерхэдз», «Продиджи», прочая мура! У ребят из британского «техно» пунктик на музыке для видеоигр.

Не в привычках Макото было заговаривать о деле, не посвятив сперва, согласно японским правилам гостеприимства, несколько часов болтовне ни о чем. Видимо, его не покидали мысли о видеоиграх. Невозможность покорить Америку заставляла его еще более серьезно относиться к британской поп-сцене. На ней он по пояс увяз в конкурентной борьбе. Британия была европейской Японией.

— Какие новости про Ино? — осторожно поинтересовался Старлиц.

— Я знаю его. Вернулся в «Рокси Мьюзик», — машинально ответил Макото. — Я узнаю Брайана Ино даже в гриме и перьях.

— Ты читал его новую книгу? Ту, про один год в девяностых?

— Профессор Ино очень хороший писатель, — кисло проговорил Макото. Повозив языком во рту, он выдал цитату: — «Никогда не делать того, чего никто никогда не думал не делать».

Старлиц обдумал сентенцию. Не много европейцев осмелились бы такое написать.

— Да, Ино — тяжеловес.

— Я веду дневник 1999 года. Называется «Окольная стратегия». — Макото поднял глаза, продолжая вяло помешивать свое варево. — Ты ведешь дневник. Регги?

— У меня принцип: не оставлять письменных следов.

— Ты вечно в бегах. Тебе пускать корни, так лучше для тебя. У тебя маленькая девочка, ей будет лучше с большим домом.

— Кому ты это говоришь? Помнишь, я сам говорил это тебе. Я — тебе.

Макото изобразил улыбку сфинкса.

— Значит, у нас равновесие.

В кухню вошли две служанки Макото — в форме, чистенькие и радостные.

— Мы снова нашли на диване многоножку, босс, — доложила одна по-японски.

— Здоровенную коричневую лентяйку или шуструю голубенькую, из ядовитых?

— Большую коричневую, босс.

— Тогда не бойтесь, ее сожрут гекконы.

— У тебя тут многочисленные жуки? — спросил Старлиц на своем неудобоваримом японском.

Макото грустно кивнул.

— Ты не поверишь, братец! Это сырость. Мы каждую неделю или примерно собираем плесень от пластиковых стен, но жуки живут под домом, на сваях, и размножаются в мертвых пнях от макадамий. — Макото в задумчивости почесал круглую пышноволосую голову. — Самое худшее здесь — постоянный соленый бриз. Сожрал все мое студийное оборудование. Машины, компьютеры, магнитофоны, ну как это назвать: все портится.

Служанки тем временем подплыли к рыжему от ржавчины холодильнику и стали вынимать из него фрукты. Они двигались бесшумно, с непередаваемой истомой, словно под гипнозом. Одна нарезала большой сочный плод манго керамическим японским ножиком цвета крабового мяса, другая включила дряхлый кухонный комбайн «Браун». Кто-то в глубине дома включил бухающую запись балийского гамелана.

— Да, ржавчина — это целая проблема, — посочувствовал Старлиц.

— Домашние растения, однако, — проворковал Макото. — На этом острове лучшая в мире вулканическая почва. У меня бонсай на заднем крыльце под три метра!

— Бонсай, такой большой?

— Шутка.

— Извини, мой японский тоже заржавел от редкого применения.

— Если честно, Регги, та безграмотная чушь, которую ты нес тогда в баре в Роппонги, была не японским языком, а твоим собственным уникальным личным диалектом. Реггийским.

Макото слил из кастрюльки воду и вывалил лапшу в конический глиняный сосуд.

— Ты ешь лапшу! — приказал он Зете по-английски. — Наслаждайся!

— Мне нужны палочки! — заявила обрадованная Зе-та. Вооружившись палочками, она стала со скоростью пылесоса втягивать в себя лапшу, довольно хлюпая.

Макото устроился на подушке хромированного табурета.

— Сначала мне показалось, что она на тебя не похожа, но теперь я могу чувствовать сильное семейное сходство.

— Хай [58]. — Старлиц поблагодарил хозяина дома вежливым японским кивком.

— Очень приятно познакомиться с этой юной леди. Однажды ты уже упоминал про свою дочь, но тогда я решил, что все увязнет в этих невозможных американских джунглях развода и опеки. Ничего не собираюсь выпытывать.

Старлиц отвесил встревоженный полупоклон.