Духи реки

Не заметил он дымов и перед вторым ночлегом, тоже выбранном на высоком обрыве. И перед третьим. Никаких признаков родного селенья! О том, что Пыхтун и Снежана находятся совсем рядом с домом, они узнали на четвёртый день. И совсем не так, как ожидали.

Незадолго до полудня, когда солнце уже почти добралось до своего низкого зимнего зенита, с густо растущих, низеньких, заснеженных елей у берега вдруг взметнулась изморозь. Деревца дружно встряхнулись, с веток посыпался снег, и уже потом между деревьями медленно нарисовалась громадная мохнатая морда с вытянутыми вниз длинными клыками.

Когда хозяин леса увидел на широком заснеженном просторе двух небольших зверьков, в памяти его шевельнулось что-то похожее на узнавание. Шелохнулось и пропало. За свою жизнь он убил и сожрал столько добычи, что упомнить всю было невозможно. Да и зачем? Это всего лишь еда. И это тоже еда. Еда со странными сплюснутыми уродливыми ногами. Хорошие ноги. С такими зверьки наверняка не смогут убежать.

Саблезубый тигр медленно, чтобы не спугнуть еду раньше времени, вышел из леса.

Пыхтун тоже остановился. В животе что-то холодно ёкнуло и сжалось — он старого знакомого узнал отлично. Эту пасть и эти клыки, хоть раз мелькнувшие на расстоянии вытянутой руки, забыть невозможно. Он кашлянул, отпустил верёвку лодки, воткнул тяжёлое копьё тупым концом в наст, оглянулся на девочку:

— Снежана, подай гарпуны.

Спутница, лицо которой побелело от ужаса, словно заиндевело, как лес вокруг, кивнула, выдернула закреплённые у конца лодки лёгкие копья, приблизилась, подала юному охотнику.

Пыхтун вонзил их древками в снег на шаг левее и освободил ноги из петель снегоступов. Но сходить с них не стал, дабы не провалиться. Поправил висящий на поясе любимый топор, вынул из петли и опустил обратно, убедившись, что тот не запутался и не примёрз к веревке.

Тигр приближался. Он ждал, что зверьки вот-вот кинутся наутёк, готовился броситься вслед, догнать, порвать… Но его добыча спокойно стояла на месте, и это вызвало в тяжёлой голове слабое, нехорошее предчувствие. Однако голод всё равно гнал могучего хищника вперёд. Снежная зима умеет прятать добычу в норах и сугробах, за высокими заносами и невидимыми ямами. Зима вынуждает хватать любую дичь, а не выбирать, что вкуснее и безопаснее.

Осталось всего с десяток шагов, а зверьки так и не попытались убежать! Саблезубый зарычал и большими прыжками кинулся вперёд, взметнулся в воздух, далеко растопырив когтистые лапы — чтобы зацепить ими добычу, в какую бы сторону та ни метнулась.

У Пыхтуна что-то ухнуло и оборвалось в груди, однако он не кинулся в ужасе прочь, а наклонил копьё, упёртое древком в слежавшийся снег, от себя — и громадный хищник сам упал на него грудью. Но ещё до того, как тяжёлая туша рухнула сверху, юный охотник нырнул вперёд, оттолкнувшись от прочно стоящих на насте снегоступов, скользнул под левую лапу, выдернул из снега гарпуны, повернулся и сразу двумя изо всех сил ударил тигра в бок. Тот захрипел: каменный наконечник пробил грудь насквозь и вышел из спины, в боку глубоко засели ещё два гарпуна. Но тигр был невероятно могуч. Несмотря на все раны, он всё же поднялся, повернул голову к оказавшемуся неожиданно опасным зверьку, распахнул огромную пасть… Пыхтун шагнул к ней, выдернул из петли топор и со всего замаха обрушил тяжёлым острым камнем на голову зверя.

И мир Саблезубого исчез. Большой Кот даже не успел понять, что в его лесу появился новый хозяин.

— Выбери место для стоянки, Снежана, — с напускной небрежностью сказал Пыхтун, прижав ладонь к бешено стучащему сердцу. — Мне попалась крупная добыча. Придётся разделывать весь день.

* * *

Хромой Зубр, одетый в меховые штаны, поршни, куртку и накидку из рыси, сидел под священной ивой и обстукивал голышом округлый кремень, медленно превращая его в наконечник мотыги. Он всегда занимался этим здесь. Его работа требовала точности и аккуратности, а в доме, пусть и тёплом, было слишком темно. Время от времени мастер поднимал голову и обозревал окрестности. Зима — время голодное. Мало ли какой зверь в селение забредёт? Посему двух путников на реке Зубр заметил сразу, едва только те миновали излучину. Долго вглядывался, не веря глазам: уж очень редкими гостями были чужие люди на Большой Реке. Потом отложил камни, выпрямился, громко предупредил сидящих по домам потомков Мудрого Бобра:

— Лю-у-уди! К нам идут лю-у-уди!

Вскоре из жилищ начали выходить обитатели селения. Женщины и дети из любопытства — не каждый из них в своей жизни видел чужого человека. Мужчины — с копьями и топорами. Ведь не всякий чужак — желанный гость. И к тому времени, когда гости дошли до стойбища, почти все его обитатели успели спуститься к реке, на заснеженный пляж.