Духи Великой Реки

Молчание Тзэма означало, что он ждет продолжения рассказа.

– Ты об этом уже знаешь, – виновато пробормотала Хизи. – Менги верят, что они и их кони происходят от одной и той же богини, Матери-Лошади. Иногда Мать-Лошадь снова рождается в обличье одного из скакунов, обычно кого-то из ее прямых потомков, – который и так является своего рода богом или богиней. Когда такое случается, об этом узнают шаманы, и с этим конем обращаются с особым почтением.

– Такое трудно себе представить, – заметил Тзэм. – Они и так добрее к своим коням, чем господа к слугам во дворце.

– На этой лошади никогда не ездят, кормят ее отборным зерном, а потом убивают.

– Убивают? – проворчал Тзэм. – Не очень-то хорошо так обращаться с богом.

– Они убивают его, чтобы отправить домой, к матери. Менги хорошо обращаются с таким конем, и когда он возвращается домой, он сообщает другим богам, что менги все еще добры к своим братьям и сестрам – лошадям.

– Как это странно, – сказал Тзэм.

– Не более странно, чем отправлять царских отпрысков по Лестнице Тьмы, – возразила Хизи.

– Наверное, нет, – вздохнул Тзэм. – Только ведь что бы менги ни делали, все кончается кровью и убийством. Даже почитание богов.

– Может быть, они понимают, что жизнь – это и есть кровь и убийство.

Тзэм коснулся плеча Хизи своими толстыми пальцами.

– Квэй обычно говорила, что жизнь – это рождения и еда. И еще любовь между мужчиной и женщиной.

– Квэй что-то говорила о плотской любви? – Хизи просто не могла представить себе такого.

Тзэм ухмыльнулся.

– Она, в конце концов, тоже человеческое существо, – напомнил он Хизи.

– Но близость? Когда? С кем?

Тзэм похлопал девочку по плечу.

– Не так уж часто, я думаю, с ее старым другом во дворце. Она бы вышла за него замуж, наверное, если бы ей разрешили.

– За кого?

– О, я не должен тебе этого говорить, – поддразнил Хизи Тзэм.

– Мне кажется, ты должен, – настаивала она.

– Ну, если бы ты была принцессой, а я – твоим рабом, мне пришлось бы выполнить твой приказ. Однако ведь ты настаиваешь на том, что теперь все не так…

– Тзэм! – Хизи вздохнула, открыла глаза и угрожающе посмотрела на великана.

Тот закатил глаза, наклонился к ней и с подчеркнутой таинственностью, словно делясь придворными слухами, прошептал:

– Ты помнишь старого Джела?

Хизи разинула рот.

– Джел? Квэй и Джел? Но он же просто сморщенный старичок! Он же похож на черепаху с длинным тонким носом! Как она могла?..

– Может быть, этот его нос годился на большее, чем ты думаешь, – заметил Тзэм.

– Ох! – вскрикнула Хизи. – Закрой рот! Я больше не желаю слышать такого! Ты все выдумал просто потому, что тут никто не уличит тебя во лжи. Кроме меня! Квэй и Джел, надо же! Квэй и вообще кто-нибудь… Она была слишком старой и слишком почтенной!..

– Ну да, – протянул Тзэм. – А ты помнишь, как однажды, когда Джел принес муку, я отвел тебя в твою комнату и стал громко петь – все одну и ту же песню снова и снова?

– Единственную известную тебе песню! – фыркнула Хизи. – Я просила и просила тебя спеть что-нибудь другое, но не тут-то было! А потом стало даже весело: я пыталась накрыть тебе голову подушкой, а ты все пел и пел… – Хизи запнулась. – Что ты хочешь этим сказать?

– Квэй мне велела петь. Чтобы ты ничего не слышала.

– Неправда! – взвизгнула Хизи, заливаясь смехом. Смехом! Это было ужасно, ужасно даже думать о том, что Квэй и тот старикашка могли заниматься любовью, но Тзэм и Хизи хохотали и хохотали, почему-то история про Квэй и Джела казалась такой забавной… Потом Хизи догадалась, что Тзэм схитрил, чтобы, несмотря ни на что, дать ей хоть мгновение счастья.

– Хорошие были времена, – сказала Хизи, переставая смеяться. – Сколько же мне тогда было?

– Лет семь, я думаю.

– Еще до того, как Дьен исчез.

– Да, принцесса.

– Что же ты тогда пел?

– Не хочешь же ты, чтобы я спел тебе снова! Тзэм вздохнул и расправил плечи.

Погляди-ка получше,
Я – большая обезьяна,
Я живу в древесной куще,
Я – большая обезьяна.

Гулкий голос далеко разнесся в вечернем воздухе, и три дюжины голов повернулись в его сторону. Хотя менги не понимали слов, они заулыбались, а некоторые начали смеяться – фальшивые ноты остаются фальшивыми, на каком языке ни пой.

Хизи лучшая подружка,
Я – большая обезьяна.
[Здесь и далее перевод стихов Наны Эристави.]

Тзэм выкрикивал это до тех пор, пока от смеха у Хизи не полились слезы.

– Хватит, хватит. Нам нужно обдумать серьезные вещи.

– Ты сама сказала, чтобы я спел, – ответил Тзэм.

– Ты так давно мне не пел…

– Ну, ты ведь не просила, и к тому же, став взрослее, начала искать Дьена, так что Квэй и Джел легко могли найти время для удовлетворения своей страсти.

– И все равно я в это не верю!

– Можешь поверить, маленькая принцесса. Я бы такого и представить не мог, не будь это правдой.

– Я думаю, просто у тебя все время только разврат на уме!

– Да, но не с Квэй же!