Духи Великой Реки

— У тебя нет выбора. Только его собственная кровь может убить Брата — а тобой мы сможем управлять. Той же ошибки, что и с ним, мы не повторим. Пожалуй, Балати незачем и знать о случившемся — как только ты окажешься на месте Изменчивого… — Карак сделал шаг вперед.

— Не торопись так! — рявкнуло нечто, поднявшееся из воды.

Перкар заставил себя разжать затекшие пальцы, мертвой хваткой вцепившиеся в гриву Свирепого Тигра. Сделать это было нелегко: менгский жеребец продолжал скакать по узкой спиральной тропе — если и не тем же бешеным галопом, что по лесу, то и не спокойной рысью. Споткнуться тут ничего не стоило, но Свирепый Тигр то ли не понимал этого, то ли просто не обращал внимания. Перкар знал, что скоро ему понадобится гибкость пальцев, — понадобится для того, чтобы в последний раз стиснуть рукоять Харки. Поэтому он выпутал руки из густых черных прядей, еще крепче обхватив бока коня ногами, и с мрачным юмором вспомнил выражение лиц воинов Карака, когда они со Свирепым Тигром вылетели из чащи, промчались сквозь их строй и ринулись в бездну.

Интересно, далеко ли еще вниз им спускаться? Наверху наступила ночь, и Перкар не мог больше разглядеть устье туннеля; не мог он судить и о том, какой путь уже проделал.

Перкар вспомнил, как въезжал когда-то в Балат, — казалось, с тех пор прошли века. Неужели это он был таким гордым, таким заносчивым, таким самоуверенным? Теперь такое представлялось невозможным. Входя в подземелья горы, он был просто мальчишкой, полным мечтаний и идеалов, с великими — до небес — надеждами. Когда же он вышел оттуда, он чувствовал себя старым, обманутым, усталым. Много дней прошло прежде, чем в его душе снова засияли первые лучики веселья. Одним из таких лучиков оказался Братец Конь, скрывающийся на острове посреди Изменчивого, другим — Гай, вдова из окрестностей Нола, открывшая ему, что наслаждение возможно не только в объятиях богини. Но в конце концов только Хизи вернула ему настоящую радость жизни.

Почему он никогда не признавался в этом? Уж не потому ли, что предпочел бы заставить ее тоже нести бремя вины за совершенные им преступления, вместо того чтобы просто наслаждаться ее обществом?

От этой мысли волосы зашевелились на голове Перкара, и он впервые с тех пор, как началась их безумная скачка, поторопил Свирепого Тигра. Как это ни было невероятно, жеребец действительно поскакал еще быстрее, хотя Перкару и казалось, что такое невозможно. Он вспомнил с внезапной дрожью песню, которую когда-то пел Предсказатель Дождя, — по крайней мере пытался петь на родном языке Перкара, чтобы юноша понял. По-менгски песня текла плавно, один слог незаметно переходил в другой. На языке скотоводов она стала отрывистой, но сохранила свою силу: как раненый, но не поверженный воин.

И ежели враг твою жизнь отнимет,
Жеребец огнедышащий, братец названный,
Пускай он бежит, и ползет, и никнет, —
Но вся моя жизнь ему смертью станет.
Я стану ветром, грозою, тенью,
Стрелою стану, кинжалом, словом.
И устрашится само отмщенье,
Себе показавшись детенышем слабым.
Когда мертвым паду я в открытом поле,
И над телом моим отпируют вороны,
И когда мои кости развеются пылью,
Стану мстить за тебя, о мой братец кровный.

Кочевник мстил бы за коня, как за родича, — такова древняя воля Матери-Лошади, чья кровь течет в менгах и их скакунах. Не сделает ли конь того же для своего всадника? И не поможет ли ему в этом богиня-Лошадь?

Это ему предстоит скоро узнать, Перкар был уверен, — если только они успеют. Что, если Чернобог уже убил Хизи? Что, если ее кровь погубила Изменчивого, а саму Хизи превратила в его подобие? Душевная боль говорила Перкару, что в глубине сердца он всегда знал: именно таково намерение Карака. Какой же глупостью было все то, в чем он себя убеждал, — он ведь пытался представить себе битву гигантов, рассекающих воду мечами! Словно можно, как в сказке, просто разбить горшок, в котором заключена душа бога! Нет, существует лишь один-единственный способ. Человеческая кровь оказывает на богов могучее действие, а кровь Хизи — одновременно кровь человека и самого Изменчивого. Кровь Хизи потечет в него, как яд, лишит его разума, так что Изменчивый даже не поймет, что он мертв, — не поймет до тех пор, пока последняя капля его вод не растворится в море. А его место займет Хизи или то, во что она превратится, — богиня, возможно, во всем покорная Караку и его присным. Слабая богиня-Река, без собственных целей, без амбиций…