Духов день

  - Пока нож у тебя не затупился, срежь для меня прядь волос. Вот эту, слева. Тебе ведь не жалко, вон их сколько. А потом срежешь у меня, вот эту, справа. Ну, давай.

  Кавалер присел на горелое бревно, отер запястьем вспотевшее переносье.

  Нудным хором гудели над головой кровососы-комары, близко болота, вот их тлетворное дыхание, у самого горла.

  Мало с Царствием Небесным набил мозолей сапогами, так еще и с этой козой-дерезой изволь по трясинам колобродить.

  Кавалер строптиво фыркнул, заговорил зло:

  - На кой черт тебе сдалось мое волосье? Колдовать собралась? Мне нужные люди советовали, что волосы с гребня и стриженые ногти надо сжигать. А то потом дурного не оберешься. Нечем будет по райской лестнице карабкаться, нечем будет место в раю выкупать - ангелы, говорят, все безволосые, людским волосам завидуют, берут на заставах в мытарствах человеческие волосы на парики...

  Только мои волосы я никому не дам остричь, пока живой. Мой урожай пусть чужие руки не трогают.

  Рузя топнула босой ножкой - из под болотных трав порскнула сонная водица.

  - Я же тебе говорила, что не умею ворожить. Подари просто так. Разве тебя каждый день учат журавлей пасти?

  - Ладно, - Кавалер вынул из поясных ножен казацкий нож, с ясным кровотоком и клеймом - сам точил недавно, Царствие Небесное учил оружие держать в порядке. Взмахнул, не глядя и подал Рузе тяжелую витую прядь, в локоть длинной.

  Девочка кивнула. Приняла.

  - А теперь мою. Вот отсюда, с виска... Только я зажмурюсь, а то страшно.

  - Я быстро. Не бойся.

  В Рузиной ладони смешались две пряди - прямые и кудри, одна невесома, как сон, вторая тяжела, как деготь.

  Белая овечка с черной встретились.

  Рузя благодарно кивнула, спрятала подарок за пазуху.

  - Щекотно теперь. А хворостинку нашел? Мы уже пришли. Только здесь нужно говорить тихо.

  Деревянные сваи были вбиты в края заболоченного птичьего пруда, как гнилые зубы в десна.

  Густо и сильно дремали пологие берега в зарослях осоки и пушицы.

  Кавалеру почудилось - будто нарочно клубы травяные по зарослям рассыпались.

   И вправду, были свиты из речных трав большие гнезда. На страже, одноного, по колено в воде застыли большие белые с рыжиной птицы. Клювы меченосные, головы голые, красные. А ноги долгие и сухие как голодные годы.

  - Журавлины долги ноги не найдут пути дороги - шепнула Рузя, поманила к камышовому шалашу - единственное что здесь выстроено было человеческими руками.

  - Здесь сегодня другая женщина ночует, я завтра буду не спать. Вон то гнездо свободное, мать с отцом лягушек ушли ловить... Там можно посмотреть, только руками не трогай, иначе оставишь свой запах, журавлей с яиц спугнешь. Обидятся, не вернутся. Они русского духа не любят, так понимай.

  Рузя встала на корточки, расшевелила привядшую осоку, и показались наяву два оливкового отлива крупных яйца, вроде гусиных, только в частый крап.

  Нахмурилась.

  -Ну вот, наклевыш... Проглядели, - она обернулась к шалашу, зашипела гневно:

  - Дашка!

  - Аюшки... - сонно отозвался шалаш, выползла на карачках опухлая спросонок карлица в зеленом тряпье, зазевала, увидев чужого юношу, застеснялась, прикрылась шалью.

  - Я тебе что говорила? Спать нельзя, следить надо. Вот теперь что нам делать, на пятом гнезде яйцо наклюнулось, неровен час дитя будет, а ты десятый сон смотришь...

  - Я глаз не сомкнула, барышня... - запищала карлица. Кавалер лишний раз порадовался, что у Рузи голос не так противен - будто кошку душат,

  - Да разве уследишь, лето такое спорое... Все не ко времени в рост тянется.

  - Лето у нее спорое... - сердилась Рузя, отняла у Кавалера хворостинку, - Иди домой, я сама справлюсь. Засоня!

  Не дыша, Рузя перевернула второе яйцо кончиком прута и ахнула

  - И тут наклев! Ну, будет нам сегодня жарко.

  Нерадивая карлица Дашка покатилась себе через осоки, даже не обернувшись.

  - Теперь нужно ждать целые часы. Ты если хочешь, уходи, я посижу одна. Огня зажигать нельзя, дыма журавли не любят, думают, тайга горит... Они на воле в тайге живут, клюкву едят, стебли осоки, лягушек, плавунцов. Это здесь мы их, как домашних, держим.

  Рузя заботливо прикрыла гнездо соломой - ее полно валялось вокруг журавлиной кладки.

  Кавалер медлил. Уходить не хотел.

  - Как же ты тут одна? Замерзнешь, вон все руки в цыпках. Скоро смеркнется, холодно от воды. Не поеду я сегодня никуда, обойдутся без меня. Перетопчутся. На, держи...

  Кавалер укутал Рузю кафтаном - девчонка в рукавах утонула, сразу пригрелась, съежилась. Понюхала обшлага одной ноздрей, как дикий зверек.

  - Тобой пахнет. Пошли в шалаш, шептаться.

  Шептались долго.

  Бледная кровянистая заря пала на лесные щербатые кроны, обещала ночь. Побежала по прудам зябкая золотистая рябь - то вставала над лугами старая луна, щелкали и присвистывали в густостое безымянные птахи.

  Рузя прихлебывала из закопченного котелка холодную травяную заварку с первого зверобоя.