Духов день (СИ)

Услышав фамилию, Абрамов расслабился. Сёстры Урюпины — это было нечто нестрашное и официальное. Он надел камзол, нацепил шляпу, и мы покинули здание градоправления.

Когда вернулись в офис Урюпиных, мертвяк был ещё жив. Заявление о своей жизнеспособности уже написал, и теперь катал завещание. Абрамов, увидев окровавленный живой труп с жутким шрамом поперёк шеи, побледнел и попытался упасть в обморок.

— Спокойно! — приструнил я его. — Это же ваш добрый друг, Вольфганг Матвеевич! Ну, попачкался немного — бывает. Что ж теперь, не здороваться с человеком?

— Господин Головин? — робко позвал Абрамов.

Мертвяк поднял голову, смерил «доброго друга» равнодушным взглядом.

— Здравствуйте, Афанасий Афанасьевич. Как по-вашему, я жив?

— Эм… Живы, но… Вы, вероятно, ранены?

— Это ничего, — успокоил я. — Главное, что жив. Напишите, пожалуйста, об этом соответствующую бумагу.

— Садитесь сюда, — подвинула своё кресло Александра. — Пожалуйста, вот перо…

К счастью, действия Знака хватило на то, чтобы уладить все бюрократические процедуры. Абрамов, исполнив всё, что от него требовалось, отчалил в полном недоумении относительно происходящего. А мы с мертвяком в сопровождении Александры вышли на улицу.

— Никогда бы не подумала, что скажу такое, — с некоторым смущением начала Александра.

— Но? — поторопил я.

— Но для полной уверенности вашему компаньону было бы неплохо умереть в людном месте. Тогда будет ещё множество свидетельств его смерти, и в оной уже при всём желании никто не усомнится.

— Вообще не вопрос, — кивнул я. — Ты как, Вольфганг, выпить хочешь?

— Мне всё равно.

— Скучный ты. Хотя не сказать, что при жизни веселее был… Ладно, идём.

Александра с нами не пошла. Только перекрестилась, глядя вслед. А мы с Вольфгангом прошагали пару кварталов и увидели приличный кабак.

— Иди туда, — приказал я. — Возьми пива. Поговори с кем-нибудь.

— Понял.

Я стоял через дорогу и наблюдал, как Вольфганг заходит в кабак. Через секунду оттуда послышался визг — наверное, залитая кровью рубашка и шрам на шее произвели эффект. Пару минут было тихо, а потом раздался уже многоголосый крик, в котором слышалось: «Доктора! Доктора позовите!».

Кивнув, я двинулся своей дорогой. Дело было сделано. Вольфганг Головин умер только что, на глазах у десятка людей. Теперь за дальнейшую судьбу имущества Головиных можно не беспокоиться.

Надеюсь, что до Троекурова новость дойдёт быстро. Глядишь, удар хватит со злости… Хотя это, конечно, было бы слишком большой удачей. С Троекуровым мне ещё предстоит повозиться. Это тебе не тупорылая нечисть, тут масштаб посерьёзнее. И ниточки тянутся в Петербург, если не дальше.

В общем, Троекурова нужно обхаживать с чувством, толком и расстановкой, этот вопрос с кондачка не решить. А пока займёмся жабой и гадюкой.

Время я всегда чувствовал отлично, до назначенной встречи с отважной разведчицей Марфой оставалось уже впритык. Я зашёл в ближайший переулок. Выбрал место поукромнее и изобразил Знак. Выйдя из знакомого пореченского круга, направил стопы к особняку Головиных.

Попадаться на глаза Катерине Матвеевне и её тётушке в мои планы не входило. Едва попрощаться успел — и снова тут как тут. Могут неправильно понять. Нет уж, пусть считают, что Владимир Всеволодович отбыл к себе в имение.

На территорию Головиных я проник со стороны сада, через калитку. Марфа меня уже ждала — как было условлено, в самом дальнем уголке, за шпалерами, увитыми какими-то буйно цветущими растениями.

— Докладывай, — приказал я.

Марфа подобралась и вытянулась. На Захара с Земляной насмотрелась, не иначе. Этак её скоро в Орден зачислять можно будет, на должность штатного разведчика.

— Всё передала, как было велено, и села ждать. Часу не прошло — вернулись мои подруженьки. Водяник, сказывают — ух, и взбеленился! Что за тварь такая?! — кричит. — Каким таким ветром её сюда? Нешто не знает, что все озёра здешние — мои? Не припомню что-то, чтобы на поклон ко мне приходила!

— Отлично, — обрадовался я. — И что? Когда планируется карательная операция?

— Чегось?

— Я спрашиваю, когда водяной собирается вилу вздрючивать?

— Дак, прямо нынче и собирается. К ночи ближе, чтобы вольготнее было.

— Понял. Благодарю за службу! Можешь возвращаться к выполнению повседневных обязанностей.

— Слушаюсь, — Марфа присела в подобии реверанса. Собралась убегать, но спохватилась. — Барин. А вы что же это, глядеть собрались, как они драться будут?

— Есть такие планы. Уже и билет в первый ряд приобрёл.

— И Захарушку с собой возьмёте? — Марфа насторожилась.

Я вздохнул.

— Вот что, подруга. Захарушка твой — охотник. Судьба его такая — носиться по городам и весям, тварей истреблять. Дома, рядом с твоей юбкой, он сидеть никогда не будет. И хорошо бы тебе поскорее привыкнуть к этой мысли, во избежание семейных конфликтов. Психологов-то у вас тут — даже диванных не водится.

— Да я понимаю, что сидеть не будет. — Марфа улыбнулась. — Сызмальства знала, что охотника полюблю! Мне тот, кто возле юбки, не больно и надобен. Да только вы, барин, всё ж таки поосторожней тама.

— Приложу все, — пообещал я. — И за Захара не беспокойся, не лыком шит.