Последние два года, впрочем, Микуо молчал, успокоившись и осев, как пена в стакане густого темного пива. Знакомый Ронги в полицейском участке без обиняков заявлял, что выкошенная постреволюционным правительством коррупция быстро вернулась, и Микуо, фактически, купила мафия и теперь изо всех сил старается сделать Микуо элитным кварталом, а не вечно мятежной окраиной с дурной славой. Однако человеческая память и молва оказались стойкими, и даже строительные компании перестали рассматривать запад как площадку для новых кварталов. Быстрый и яркий Мидзин рос лишь в три стороны из четырех, Микуо, старомодный и порочный, тщетно пытался прорваться обратно в его границы, прикидываясь раскаявшимся сыном, вернувшимся в семью, но подобная ложь пока что никого не могла обмануть.
«Лилии» были банями и борделем. Как и везде в стране, где проституции официально не существует, для секса за деньги использовались эвфемизмы — здесь, само собой, это называлось «сорвать кувшинку» — а хозяйка всячески подчеркивала, что совсем никого не принуждает к продаже собственного тела. В принципе, так и было — просто разница между оплатой работнице и «кувшинке» отличалась настолько, что первые стремительно переходили во вторые.
Устроившись туда, Ронга почти сразу избавилась от зачатков снобизма по отношению к подобным девушкам. В свободное время они ничем не отличались от нее, а непривычное поначалу, абсолютно бытовое, как пол протереть, отношение к сексу скоро стало казаться естественным и даже более приятным для Ронги, чьи познания в сексуальной сфере ограничивались неловкими первыми опытами, любовной лирикой и эротическими трактатами начала династии Сан. Еще одна часть ее жизни, не отличающейся простотой и ясностью, вдруг стала понятной, разложенной на расходы и доходы, и Ронга нашла это замечательным.
Время от времени сталкиваясь с «кувшинками» за работой — что было неизбежно, если ты безликий слуга, обязанный поддерживать неземную чистоту райских прудов, — Ронга пришла еще к одной неожиданной мысли. Образы местных девушек таили в себе больше поэзии, чем образы влюбленных под луной. Тяжелая и мистическая атмосфера «Лилий» с их широкими плитами серого гранита, тусклым светом, темными дорожками для слуг, черными от искусственной старости деревянными мостками и белоснежными девами в одинаковых бесстрастных масках влияла на постоянных работников самым прямым образом. Они сами себе казались выступающими в театре — теней или традиционном, зависело лишь от обязанностей. Ронга была тенью, «кувшинки» — актрисами. Цветами, феями, оборотнями, призраками, водяными духами. Персонажами нарисованными и написанными, сказанными и спетыми — только не настоящими людьми. Возможно, в этом был секрет успеха «Лилий» и гениальность их хозяйки, мадам Чен. Недаром залы звались «Семь облаков», «Семь завес», «Семь дверей», «Семь ветров». «Семь дверей я закрою за собой, семь завес падут предо мной, семь облаков поднимут меня, семь ветров унесут меня» — строки поэмы-заклинания, популярного во время второго императора Сан, означали отрешенность от этого мира в плотной связи с ним же.
…Сладкие слова.
Ронга держалась на позиции обычной служанки из-за нескольких причин. Во-первых, у нее было жилье, пусть и в Мадаре, а значит большая часть расходов исключалась. Во-вторых, с детства занятая вопросами вроде оживших мертвецов и пожирающих плоть духов, она испытывала мало страсти к вещам и деньги тратила только по необходимости. В-третьих, ей и так было мучительно стыдно за обман дедушки. Гордости среди этих причин не было — Ронга не задумывалась о подобном, воспринимая собственную жизнь по принципу «я берег, но разольется река — стану дном». Улянь У Кими, брат-философ династии Хин, беспрекословно принял отречение от королевской фамилии. Сейчас Ронга может позволить себе жизнь берега. Переберется выше в половодье, но если случится наводнение, она будет дном. Дном с вязким илом и стайками рыб, но той же землей, как ни посмотри.
Многим «кувшинкам» было бы легче жить с подобной философией, это Ронга тоже не могла не заметить. Иногда пыталась донести. Осторожно. Улянь У Кими и «Поэма Семи» безызвестного автора со свистом прошлись по рукам нелюбимых дочерей и забытых сестер, зачастую даже плохо умеющих читать. Дедушка думал, что внучка работает медсестрой после курсов, тогда как на самом деле Ронга начала работать в «Лилиях» еще во время учебы, как раз для того чтобы эту учебу оплатить, а позже осталась. Но курсы Ронга все-таки завершила, а потому часто помогала девушкам, если клиенты оказывались слишком грубы.
Неудивительно, что она быстро стала любимицей, поначалу с непониманием, а потом с благодарностью впитывая ту искреннюю ласку, на которую «кувшинки» были способны.
Как многим людям, часто встречающим мертвецов, Ронге всегда было мало живого тепла.