Духовидец ( Из воспоминаний графа фон О***)

Принц лежал на кушетке посреди комнаты, напротив портрета Вероники и эскиза Мурано. Однако его взгляд, казалось, рассеивался в воздухе. На столике рядом — табакерка с пилюлями. Он лежал на боку, вытянувшись, опираясь левым локтем на подушку. Правая рука бессильно свисала.

Я подошел, имея определенное ощущение, что принц меня видит, несмотря на свой наркотический дурман. В его позе, однако, это никак не отразилось. Я уселся напротив и принялся молча наблюдать: на мгновение показалось, будто его раздражает чужое присутствие, — нет, он совершенно забыл про меня — одинокий в своих грезах.

Должен признаться, маркиз, это мало напоминает фантастические рассказы Вашего знакомого, капитана фрегата, о действии мекониума. Вероятно, действие сие, подобно опьянению от пива или вина, у разных субъектов проявляется по-разному. Касательно принца я наблюдал следующее: долгие минуты он лежал тихо и недвижно. Потом веки медленно приподнялись, взгляд направился на образ возлюбленной; чудилось, словно глаза вбирали этот образ и мягко притягивали ближе и ближе. Фрайхарт, которому был знаком каждый нюанс душевных выражений принца, однажды описал мне сцену в соборе Сан-Донато, в Мурано. Принц Александр сопровождал обожаемую женщину, барон следом за ними вошел в пустую церковь. Пока Вероника творила истовую молитву перед «Мадонной» Себастьяна в капелле левого придела, принц ждал, прислонясь к колонне старой базилики, выбрав место так, чтобы виделся профиль возлюбленной. Скрытый другой колонной, Фрайхарт мог без помехи наблюдать черты его лица. Барон описывал ему сцену в Сан-Донато: и теперь я видел подобное выражение любви прозрачной и чистой, высоко отрешенной от ощущений людей обыкновенных.

Понимаете, маркиз, перед наяву грезящим принцем стоял не фантом возлюбленной, нет, она сама. В наркотическом мареве он видел дух, взявший форму и краски, призрак во плоти и крови. Неслышно шевелились губы, но, казалось, принцу этот шепот звенел потоком страстных признаний, а невидимое скольжение руки смыкалось объятьем. Сверхъестественные переживания принца захватили даже меня, свидетеля безучастного и заведомо холодного; мой разум поразило озарение: дама из Мурано стоит между нами, невидимая для меня, но очень видимая и осязаемая для принца.

Я вышел из комнаты на цыпочках и потом долго не мог заснуть.

Дорогой друг, мы с лордом Сеймуром были рядом с принцем, когда в деревенском доме на Бренте возник дух, вызванный сицилийцем, и затем дух, вызванный доктором Тойфельсдроком. Я присутствовал, когда этот человек у себя в Мюнхене перед месмеризованным Цедвицем вызвал духов его родителей. Все это несравнимо с потрясением пред сегодняшней ночной аппарицией, правда, принц ее видел, а я — нет.

С помощью пилюль, совершенно ясно, доктор хочет дать принцу возможность претворения снов в реальность. Вы писали, маркиз, сия фармакопея обладает свойством усиливать не только чувственные, а также и мыслительные способности, — примеры, приведенные вашим капитаном, и в самом деле удивительны. Интенсивный процесс воздействия иногда наделяет даже труса и глупца чрезвычайным мужеством и обширными познаниями — такова, очевидно, цель доктора Тойфельсдрока. Только мне сдается, у принца это ограничивается уплотнением тумана, проявлением четких конфигураций, напряженность галлюцинации заставляет его забыть о реальном будущем. Честолюбие его, полагаю, скорее засыпает, нежели пробуждается. Меч, который доктор пытается наточить до блеска, напротив, теряет остроту и ржавеет.

До скорого свидания, дорогой друг. Жажду обо всем с Вами поговорить.

Книга шестая

Маркиз Чивителла жил в резиденции уже несколько недель. Однажды граф Остен долго искал его, нашел в парке, где он пробовал новую лошадь, и взволнованно окликнул:

— Маркиз, вас срочно требует к себе принц Александр! Даже английский посол отпущен, дело, вероятно, очень важное.

Когда они вошли в кабинет, принц попросил садиться, а сам поднялся и тщательно прикрыл двери.

— Господа! Вы единственные из моих друзей заслуживаете неограниченного доверия. Пробил, наконец, час действовать. Прошу терпеливо выслушать и высказаться.

Он сел, взял бумагу со стола и продолжал: