Духовная прародина славян

Поскольку само понятие славы исторически появилось позднее понятия слова, следы связи рассматриваемого ныне термина с дневным светилом уже не столь многочисленны, как в случае с речью, однако все же присутствуют. Во-первых, это отмеченный устойчивый оборот, образуемый сочетанием понятия славы и глагола дать в различных вариациях. Во-вторых, необходимо отметить, что помимо рассмотренных выше значений слава в древнерусском языке означало также «блеск, сияние, яркость», т. е. те физические явления, которые напрямую соотносились с солнцем: «Ина слава слнцю, ина слава мсяцю, ина слава звздам, звезда бо звзды разлучаеться въ славе» [674]. Весьма показательно, что со славой (в обычном значении этого слова) в древнерусской литературе соотносится и понятие светлости (в значении «сияния, блеска») дневного светила: «Нбса… свтлостью слнца… повдають славу его» [675]. Представление о связи славы со светом или блеском однозначно восходит к эпохе индоевропейской общности, как это неоднократно показывают соответствующие примеры народов данной языковой семьи. В одном ведийском гимне говорится о славе, которая всего за один день обходит вокруг неба, как бог солнца Сурья (РВ VI, 48, 21). Применительно к Агамемнону, верховному предводителю греческого войска под Троей, Гомер неоднократно употребляет эпитет «славою светлый Атрид» («Илиада» IX, 677; XIX, 146 и др.), величая его при этом по имени отца, т. е. подчеркивая роль родовой славы главы ахейцев. Римский поэт Силий Италик относительно своего героя уверен, что тот «поднимет свою славу до небес и добавит новый блеск к священному имени Юлиев» [676]. Понятно, что в первую очередь слава принадлежала богам. Так, например, в обращенном к Зевсу гимне Клеанф в первой же строке характеризует его следующим образом: «Славой затмивший богов, вседержитель многоименный…» [677]Надо думать, что именно эта существенная черта во многом и предопределила главенствующее положение Зевса в олимпийском пантеоне. Говоря об Агни, боге огня, ведийский риши констатирует, что его «слава ярче всего» (РВ 1,45,6), другой поэт отмечает, что этот бог «пронзил два мира (своим) светом и славой» (РВ VI, 1, 11), про бога Митру говорится, что «блеск (его) окружен самой яркой славой» (РВ III, 59, 6). О верховном боге-громовержце говорится: «чья природа — для славы, (а) имя Индры создано как свет» (РВ 1,57,3), а автор другого гимна так призывает его:

Ты на пути к высокой славе, о Индра.
Достигни непреодолимого блеска!
(РВ III, 37, 10).

В другом гимне этого же бога призывают: «О Индра, день за днем ищи славы в том, что блистательно!» (РВ П, 14, 12). При повествовании о первоначальном поражении и последующей победе с божественной помощью риши Вишвамитры на поэтическом состязании РВ называет по меньшей мере один источник этой славы, и, что весьма примечательно, и в индийской традиции он оказывается непосредственно связан с дневным светилом:

Дочь солнца протянула славу
Среди богов, бессмертную, нестареющую.
Сасарпари быстро принесла им славу,
(Возвысившую их) над населением пяти народов…
(РВ III, 53, 15–16).

Дочь солнца Сасарпари в данном фрагменте является олицетворением особого рода поэтической речи, с помощью которой Вишва-митра не только смог победить своего соперника, но и обрести при этом славу в масштабах всего мира индийских ариев, традиционно обозначаемого в РВ как совокупность пяти народов. Как видим, и в данном ведийском мифе присутствует устойчивая связь друг с другом солнца, речи и славы.