Духовная прародина славян

Для нашего исследование весьма важно, что целью обряда трупосожжения с точки зрения наших далеких предков было обеспечение быстрого доступа в рай для умершего и избавления его от опасности быть съеденным пресмыкающимися в случае захоронения его тела в земле. Огонь, по всей видимости, охранял душу покойного от злых сил, способных навредить ей по пути в небесный рай Сварога. О том, что представляли собой эти злые силы, нам показывает былина о Михайло Потыке. Главный герой ее женится на Марье Лебеди Белой, которая главным условием своего замужества ставит захоронение безо всякого трупосожжения живого супруга рядом с мертвым. Богатырь соглашается на такое изменение языческого обряда. Первой умерла Марья, и верный своему слову Михайло Потык велит своим товарищам богатырям закопать его в землю вместе с мертвой женой. Оставшись без традиционного трупосожжения, мертвое тело (а возможно, и душа) в земле подвергается серьезной опасности:

Как там была земля подземельная,
Ходила там змея по подземелью.
Приходит ко той колоде белодубовой;
Как раз она, змея, тут да дернула,
А обручи на колоде тут лопнули;
Другой-то раз еще она и дернула,
А ряд-то она тесу тут сдернула
А со тыи колоды белодубовой[468]

.

Более чем показательно, что сидящий рядом с мертвым телом богатырь побеждает подземное чудовище не мечом или палицей и не христианской молитвой, а кузнечными орудиями труда:

Как скоро тут Михайло сын Иванович
Захватил змеюю во клещи-то,
Хватил он тут-то прутья железные,
А почал бить поганую ю в одноконечную.
Как молится змея тут, поклоняется:
«Молодой Михайло Потык сын Иванович!
Не бейко ты змеи, не кровавь меня,
А принесу я ти живу воду да в три году»[469]

.

В конце концов богатырь заставляет змею принести живую воду за три часа и оживляет умершую супругу. Как видим, в данном фольклорном тексте отразилось не только архаическое представление о змее подземного мира, но и не менее архаическое представление о змеях как хранителях бессмертия, в данном случае живой воды.

Сам образ пожирающей трупы подземной змеи в былине явным образом напоминает нам слова руса у Ибн-Фадлана о глупости захоронения близкого человека в-земле, «где его съедают пресмыкающиеся и черви». О том, что образ кузнечных клещей не был случайностью в данной былине, говорят и более поздние представления: «Азбуковник говорит, что обояницы (чародеи) схватывают крылатую змию аспида горячими клещами и тем самым причиняют ей смерть»[470]. Как видим, победа над змеей в различных контекстах устойчиво связывается с кузнечными клещами и однозначно отсылает нас к исходной мифологеме о победе Сварога над мифическим змеем.

Отголосок этих представлений мы видим и в достаточно поздней «Чешской хронике» Вацлава Гаека, написанной им в 1541 г. Хоть этот источник и достаточно поздний, однако описание опасностей загробного мира у славян достаточно точно совпадает в нем со сведениями, полученными по этому же поводу в X в. Ибн-Фадланом от русов-язычников, что свидетельствует о том, что в данном случае Гаек опирался на какой-то древний источник. Автор «Чешской хроники» так описывает действия трех дочерей Крока после смерти отца: «Они то молили милостивого Мерота, чтобы тот осветил ему путь в загробный мир, то призывали Радамоша, чтобы тот рассудил его по делам жизни, справедливость его и скромность и избавил от предания тассану (дракону. — М.С.) на пожирание»[471]. Выше уже приводилось свидетельство Козьмы Пражского о том, что все три дочери Крока обладали сверхъестественными знаниями. Из сообщения же Гаека следует, что после смерти человека именно жрицы входили в контакт с божествами загробного мира, чтобы обеспечить умершему безопасность на том свете. Как видим, и чехи верили, что в загробном мире человеку угрожала опасность быть съеденным драконом, что указывает на общеславянский характер подобного представления. Весьма показательно, что от этой опасности человек избавлялся благодаря молитве жриц, что указывает на их посредническую функцию между миром живых и миром мертвых, дававшую им дополнительную власть в обществе.