Духовная война

И возможно, это верно. Если кто-то ищет удовлетворённости, тогда кажется неплохой идеей, по крайней мере, на первый взгляд, сказать ему перестать быть неудовлетворённым, что его проблема не в том, что у него нет того, чего он хочет, но в том, что он хочет того, чего у него нет, и что как только он перестанет хотеть этого, ему перестанет этого не хватать. Всё бы ничего, если бы разговор шёл только об удовлетворённости и счастье, но они – я имею в виду ряд авторов и учителей, которые своим житием и репутацией поддерживают эту линию тюремной ортодоксии – продолжают говорить о просветлении, пробуждении, природе Будды и истине.

В этом нет ничего нового и удивительного. Это стандартная процедура защищающегося невежества, просто ещё один день в офисе для Майи. Как удержать людей в тюрьме без замков? Сохранять их удовлетворённость. Легко и просто.

По-ихнему проблема духовных искателей состоит в том, что они думают, что должны забраться на вершину горы, где, по их предположению, обитают такие высшие индивидуальности, как Будда и Иисус, но у искателей плохо это получается, что является безопасным способом интерпретировать абсолютный провал. Вместо того, чтобы пересмотреть свои идеи насчёт Иисуса, Будды и вершины горы, Боб со своей закалкой духовного поставщика решений пытается устранить проблему путём смены ярлыков. Теперь долина становится вершиной горы, и все будут просветлены, если пойдут за ним. Новая цель находится прямо здесь и прямо сейчас, нужно только её осознать. Вуаля! Абсолютный провал теперь абсолютный успех.

Мир — это война. Плен это свобода. Невежество — это знание.

Спящий это пробуждённый.

Это так по-оруэллски, так беззастенчиво, хотя и тонко, настолько изящно олицетворяет самообман, на который способен основанный на страхе ум, что вызывает во мне сильное чувство восхищения и уважения перед Майей. Я говорю это без тени иронии: мне кажется, что нет ничего более прекрасного, очаровательного и заслуживающего восхищения, чем Майя – архитектор иллюзии, разум страха. Наш возлюбленный Большой Брат.

***

Боб хотел поговорить, но было время выгуливать Майю, и я пригласил его пойти вместе. Моё колено ещё требовало помощи в подобных прогулках по холмам, поэтому я взял с собой трость, метатель мячей для Майи, бутылку воды, и мы отправились.

В начале романа «1984 год» главный герой Уинстон Смит сидит в кафетерии и наблюдает за различными типами личностей вокруг него. Они были разные, но имели одну общую черту: все они умудрялись верить в то, что для Уинстона было невероятным. Один верил благодаря чистой глупости, другой благодаря фанатизму, а третий, самый умный, с помощью сложных ментальных ухищрений двоемыслия.

А между ними сидел бедный, безнадёжно здравомыслящий Уинстон, который знал, что два плюс два равно четырём, но который был окружён людьми, которые знали с большей уверенностью, что два плюс два равно пяти. Все они жили в мире, где тебя замучают и убьют за веру – даже самую сокровенную – что два плюс два равно четырём. Верить в ложь было абсолютно необходимым для их выживания, и фатальным недостатком Уинстона было то, что он не мог этого сделать.

Боб уникальным образом сочетает в себе все три типа: глупость, то есть защищающееся невежество, фанатизм, то есть эмоциональное усиление невежества, и ум, способный на требующие усилий ментальные искажения, необходимые, чтобы поверить в очевидную ложь. Это тренога иллюзии, и Боб, как и все, твёрдо сидит на ней.

Но в отличие от всех остальных Боб провозгласил себя авторитетом по вопросу истины и написал об этом книгу. Независимо от того, что из этого получится, Боб писал эту книгу в надежде на то, что она будет хорошо принята, и что он сможет подняться из обширного разряда студентов в менее раздутые ряды учителей, из овец в пастыри, из обыкновенного заключённого в уважаемого члена правления.

Мы вышли через северные ворота, и зашагали по дорожкам и тропинкам по направлению к старой часовне. Первые десять минут дорога шла всё время вверх, что не способствовало разговору. Майя рыскала вокруг, обнюхивая каждый третий камень. Здесь много опасностей для собаки, а я лишь наполовину был готов к экстренной ситуации, но она умная девочка, и пока до чего-либо серьёзного дело не доходило.

Когда дорога выровнялась, мы несколько минут поговорили, стараясь обходить острые края сложных тем. Трудность разговора с Бобом была в том, что мы не могли установить рабочую динамику. Если бы мы были в отношениях студент-учитель, всё было бы нормально, потому что я мог бы поразмять его чуть-чуть, а он бы слишком не сопротивлялся. Но он хотел вести диалог на равных, что ставило меня в несколько неловкое положение, что говорить и зачем.