– Что? – спросил я с притворной тревогой, – Никто не любит интенсивный желудочный грипп? Судороги, тошноту, рвоту? Нет? Понос, лихорадку, озноб? Никто? Чёрт, крепкий народ. Всю ночь лежать скрючившись на полу в ванной? Тело всё разбито и натужено? Никто? Постойте-ка, я не сказал самого приятного. Как насчёт свирепого желудочного гриппа, который продолжается полтора года, а может, два? Есть желающие? Нет. – Ну же, серьёзно, чего это стоит? – подзуживал я. – Ради чего стоило бы провести пару лет, корчась от желудочного гриппа? Что бы могло заставить вас вынести это? Что бы могло заставить вас захотеть этого? – Я обвёл взглядом всю группу. – Миллион баксов? Лишние двадцать лет жизни? Возвращение умершего возлюбленного? – Они сидели молча и неподвижно. – Ах, да, я понял. А как насчёт ничего? Есть кто-нибудь? Два года выворачивания кишок наизнанку совершенно просто так? Очередь начинается слева. Кто первый? Они не знали, можно ли смеяться. Шучу я или грублю без причины? Оскорбляю ли я память Брэтт или делаю справедливые замечания? Думаю, они верят мне на слово, поскольку привыкли к её буйным, непристойным речам. Брэтт умела быть земной женщиной. – Оставайтесь со мной, пожалуйста, – сказал я. – Это близкая аналогия. Жестокий желудочный грипп — это очень близкий физический эквивалент процесса духовного пробуждения, и это одна из тех метафор, которые становятся тем лучше, чем больше с ними играешь. Я вижу, вы все на меня смотрите так, что даже если это и хорошая метафора, это не значит, что вы хотите слышать о ней, особенно если мы здесь для того, чтобы почтить память Брэтт. Поверьте, это всё о Брэтт и обо всех вас. Это о том, зачем она проводила эти встречи, и почему решила прекратить их. Они перешли в более внимательное настроение. – Основная особенность этих двух процессов, духовного пробуждения и желудочного гриппа, это насильственное и огульное откачивание всего содержимого – физического в одном случае, ментального и эмоционального – в другом. Говоря огульное, я имею в виду всё без разбору – если что-то может выйти, оно выходит. Все части тела выворачиваются наизнанку. Экстренная чистка. Опорожнение всех резервуаров. Я знал, что для них это был всего лишь разговор. Они не проходили через описываемый мной процесс, и сомневаюсь, что кто-либо из них пройдёт через него в этой жизни, но сегодня последний раз, когда я обращаюсь к группе, а это классная аналогия, и я не собираюсь – простите – спустить её в унитаз. – Оба эти процесса волнообразны, – продолжал я, – цикл агонии – облегчение. Заканчивается один сильнейший приступ рвоты, и какое-то время вы чувствуете себя неплохо, и думаете, может быть, всё окончено, но потом это начинается снова. Вы чувствуете первый позыв неправильности, первое лёгкое урчание, которое говорит вам, что всё плохо; вы знаете, зачем вы в это ввязались, и вам ничего не остаётся, как только перенести это. Это становится всё хуже и хуже, вот уже невыносимо, и потом со взрывом разлетается во все стороны, оставляя вас в слабости и дрожи, с чувством невозможности больше выдержать. Потом наступает короткий период затишья, появляется проблеск надежды, что всё наконец окончено, а затем вы вновь чувствуете позыв, и всё начинается опять. И так продолжается снова и снова, волна за волной, далеко за пределы той точки, когда вы думаете, что там уже ничего не должно быть. А там есть ещё. Я шагал взад-вперёд, изучая их лица. – Разве другие духовные учителя не рассказывали вам об этом? О двух годах очистительного заворота кишок? Нет ответа. Следующие несколько минут, шагая туда-сюда, я произносил имена нескольких дюжин хорошо известных духовных учителей, гуру и авторов, живых и умерших, делая паузу после каждого имени на тот случай, если кто-то захочет поднять руку и поручиться за кого-либо из них, чтобы они могли заметить тот факт, что никто этого не делал. Я закончил одним именем. – Брэтт? Все подняли руки. Мне действительно хотелось прояснить это. Теперь можно продолжить. – Вот ещё одна ценная сторона этой аналогии, – сказал я. – Когда у вас желудочный грипп или пищевое отравление, вам кажется, что ваша система абсолютно выходит из строя, но это не так. Здесь работает разум. Это процесс. Организм подвергает себя этому ужасному испытанию по определённой причине. То же можно сказать о процессе пробуждения. Это выглядит как тотальный умственно-эмоциональный хаос, но это процесс, и управляет им разум. Процесс работает определённым образом, и для этого есть причины. А теперь изюминка.
– Но аналогия ещё не завершена, – сказал я. – Я много раз говорил, что никто на самом деле не хочет того, чем это является в реальности. Приз в конце этой двухлетней интенсивной болезни не просто ничто, но «ничтожность» *. Вот что значит говорить, что этого не просто нельзя хотеть – его просто нет. _______ *nothing (ничто) + ness (ность) = то, чего нет; небытие _______ По всей видимости, им это совсем не понравилось.
***