Владыка Архиепископ кратко сообщил в Болгарию, что в Кламаре неспокойно. Но получатели писем не могли понять, что бы это могло значить. Объясняли себе это сообщение шумной жизнью города – даже и тогда, когда от него пришел неожиданный запрос о возможности вернуться в Софию. И это желание было истолковано как простое разочарование, а не как вызываемое большой опасностью.
Хотя и, независимо от этого понимания, у тех людей не было возможности дать немедленно положительный ответ, поскольку на квартиру в Болгарском Синоде нельзя было рассчитывать и надо было искать иные возможности.
И только уже потом, когда Владыка сообщил, что неизвестными был организован ночной налет на особняк, где он жил, тогда только стало ясно, что значило «неспокойно» и почему был запрос о возвращении в Болгарию.
Во время того налета хозяин-француз, человек военный, проявил мужество, сумев отбиться от налетчиков.
«Мой дом – это крепость, – сказал хозяин. – И если дело до того дойдет, то будет применено и оружие!»В свое время люди осведомленные говорили, что, судя по всему, согласно планам злоумышленников, в 1936 году архиепископ Феофан должен был быть похищен в Париже, подобно генералу Кутепову (1931, январь) и, позднее, – генералу Миллеру (1937, ноябрь). Но в отличие от их похищений, вызвавших бурю протестов не только в русской среде, похищение архиепископа Феофана должно было пройти, предположительно, почти бесшумно.
И в самом деле, кто бы стал особенно беспокоиться об исчезновении русского Архиепископа, замкнуто живущего? Ведь это в первую очередь касалось Русской Православной Церкви Заграницей, в епископате которой он после своей критики нового учения митрополита Антония (Храповицкого) более не состоял. И можно не сомневаться, что Зарубежный Синод остался бы в стороне, вполне безучастный к судьбе архиепископа Феофана, сославшись на то, что он, по выезде из Болгарии, совершенно прекратил всякое сношение с ним. И к тому же, по весьма странному, не подтвержденному никакими доказательствами или фактами, мнению официальных кругов Зарубежной Церкви, архиепископ Феофан будто бы «страдал умственным расстройством». Во всяком случае, по отношению к Архиепископу иерархи Зарубежной Церкви сохраняли отношение как к чужому: позже, после его смерти, – ни одной официальной панихиды. Синод, в лучшем случае, предпочитал хранить о нем полное молчание как о несуществующем.
У владыки Феофана, этого скромного, тихого и уединенно живущего подвижника, было много врагов: либералы и модернисты, католики и масоны, и, как это ни прискорбно, враждовала с ним и своя лжебратия.
И нет ничего удивительного в том, что и по сей день клевета и злохуление не оставляют имени его.