– Что приводит нас к корню проблемы за этим столом, – ответил я сквозь сводящий скулы двойной зевок. – Если я не буду выводить людей из себя, я не буду делать свою работу. Это не хвастовство, так обстоят дела. Я бью их. Бью, чтобы пробудить, потому что каким-то образом они меня об этом попросили. Но здесь такая динамика не проходит. Здесь я должен просить людей поверить мне, положиться на меня, и купить мою книгу. Я не хочу просить людей доверять мне или положиться на меня. Я не знаю, как это сделать и зачем.
– Вы не хотите, чтобы люди вам доверяли? – спросила Меган с долей сомнения в голосе.
– Нет. Здесь дело не в доверии, здесь дело в самоопределении. Вот мы все здесь сидим с одной кажущейся общей целью рекламы книги, но в мой приоритет не входит продажа книг. В мой приоритет входит как можно лучше выразить свои мысли, а это уводит меня совсем в другом направлении. Вы, ребята, хотите сделать из меня глянцевую обложку для книги. А я здесь для того, чтобы выяснить, есть ли возможность оказать кому-то услугу, приняв участие в рекламе книги, но теперь уверен, что нет.
Этим я заработал четыре пары невесёлых глаз. Эти ребята рассчитывали получить солидный чек от издателей, а я им мешаю. Марк потратил ещё несколько минут, вновь объясняя процесс рекламирования, на случай, если я что-то недопонял. Им кажется, что "Прескверная штука" может стать бестселлером, но бестселлеры просто так не случаются – они требуют тщательной подготовки и разработки.
Я не держал секретов от них. Я объяснил Марку все шаги, которые мы предприняли, чтобы уберечь меня от участия в книжных проектах. Я частное лицо, сказал я ему. Я сделал свою часть – написал одну или две книги, которые, по-видимому, должен был написать, вот и всё. Полагаю, он всё равно думает, что я обманываю его или себя, поскольку мы продолжили, будто я не сказал ни слова. Знаю, не подобает на деловых встречах вот так юлить туда-сюда, колебаться и нести чепуху, так что я постарался принять внимательный вид и кивать в правильных местах, но это было трудно. Я очень устал, был очень голоден, и никто не говорил на моём языке.
– Окей, – сказал Марк, – попробуем продолжить и посмотрим, что у нас есть, с чем можно иметь дело, окей?
– Окей, – сказал я.
Заговорила Меган.
– Окей, вот вопрос. Как жить глубже в настоящем моменте?
Я внимательно ощупал вопрос в поисках смысла, и вернулся с пустыми руками.
– Для чего?
– Что?
– Для чего вы хотите жить глубже в настоящем моменте? Что это значит?
– Я работаю над тем, чтобы более полно присутствовать…
– Где?
– Что?
– Более полно присутствовать где?
– В настоящем моменте, – сказала она, словно это было очевидно. – В сейчас.
– Когда?
– Что?
– Что такое сейчас? Настоящее, э, время?
– Да, – сказала она отрывисто, словно разговаривая с болваном, что вполне могло быть.
Снова усталость набрасывала на всё свой саван, поэтому я не мог сказать, это я такой тупой, или очутился в пространстве тупизны.
– Вы хотите быть более присутствующей в настоящем?
– Да, – сказал она. – Я пытаюсь углубить свою осознанность, жить более полно в каждом моменте.
Я почувствовал себя словно в сценке из "Монти Пайтон".
– Могу я спросить зачем? – спросил я неуверенно, стараясь не обидеть, но немного любопытствуя, что она имеет в виду под этой более глубокой осознанностью.
– Чтобы жить более полно в каждом моменте, – медленно произнесла она, помогая мне усвоить это. – Чтобы быть в более глубоком контакте со своей жизнью.
– Окей, чтобы быть в более глубоком контакте со своей жизнью. А как вам это удастся?
– Углубив свою осознанность, – ответила она с раздражением, и мне, наконец, стало ясно, что разговор идёт по кругу, и я вывожу её из себя по неуважительной причине. Кто-то продал этой женщине что-то, и теперь она в возбуждении приходит ко мне, чтобы спросить, как это работает, но я даже не представляю, о чём она говорит.
– Я не знаю, почему кто-то думает, что может спросить меня о жизни в моменте, – я вежливо попытался выйти из обсуждения.