Духовное наследие

На скитской дорожке сидел безногий нищий Зинович. Он нам подтвердил, что батюшки нет и не ждут его раньше воскресенья, да и то еще неизвестно. Грустные, мы пошли обратно и тут от кого-то узнали, что в Оптиной принято собороваться. Мы обрадовались и пошли к отцу Анатолию. Отец Василий послал нас обедать "А к 12 часам приходите, — прибавил он, — будете собороваться".

Так и сделали. Собралось нас двенадцать человек. Хорошая служба, новые чувства волновали меня: Господь сподобил не только увидеть, чего раньше мне не удавалось, но и на себе испытать это Таинство. Продолжалось оно полтора часа. Отец Анатолий весь светился во время соборования, хорош был и отец Василий.

В тот же день мы решили исповедоваться. Ничего-то мы тогда не знали, как дети самые неразумные. Ели рыбу, к службам ходили не ко всем и все в этом роде. В третьем часу пришли на исповедь. Да, забыла сказать, что отец Анатолий благословил нас деревянными иконочками: меня, по моему выбору, — святой великомученицы Варвары, маму — Казанской Божией Матери, а Серафима — святителей Тихона Задонского и Митрофана Воронежского.

Исповедовалось нас семь человек. Батюшка взял меня за руку, подвел к божнице, приказал встать на колени и читать вслух общую исповедь. После нее оставили меня одну, а все вышли. Я стояла на коленях, а батюшка сидел.

— Душа и тело здоровы? — спросил он.

— Да.

— Ну вот и слава Богу!

И начал опять говорить о различных монастырях и быстро отпустил меня. Ушла мало удовлетворенная. Мои вышли с исповеди тоже быстро.

День прошел в тоске без батюшки отца Варсонофия и в мучительной зубной боли. Вечером была сильная гроза. Опять разбудили нас на утреню. У мамы разыгралась жестокая мигрень, и она решила причащаться с Серафимом за поздней обедней, а я одна осталась за ранней. Было это в пятницу 29 мая, в день празднования Божией Матери "Недремлющее Око" и "Споручница грешных" в церкви преподобной Марии Египетской.

После Причастия я не испытала большой духовной радости, очень устала и ничего лучшего не придумала, как прийти и лечь спать, пока будет идти поздняя обедня, за которой мои должны были причаститься. К концу обедни проснулась и пошла встречать своих. А они, оказалось, уже успели отстоять обедню, причаститься и сбегать в скит, где им, к великой для меня радости, сказали, что отец Варсонофий совершенно неожиданно для всех вернулся.

Едва мы уселись попить чаю, за дверью послышалась молитва: "Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас". "Аминь", — ответили мы, и вошел отец Алексий, Помолился не спеша и, обратясь к нам, также не спеша произнес: "Приехал отец Варсонофий, уж я ему про вас сказал, говорю, московские вас тут дожидаются. Спросил фамилию, а я не знаю. "Ну хорошо, — сказал, — пусть придут в два часа", а вы лучше пораньше придите". Стали мы угощать отца Алексия чаем, но он отказался и быстро ушел.

Не знаю, не помню даже, как дождалась я двух часов, как пришла в скит и как вступила в хибарку, гостеприимно на этот раз открытую. Первая комнатка, со многими иконами и большим портретом отца Амвросия в гробу, предназначена для нищих. Затем полутемный коридор с двумя маленькими окошечками — посетителям для ожидания. При входе в него, налево, — молельная.

А прямо из коридора — маленькая комнатка с дивной, очень древней Тихвинской иконой Божией Матери, со множеством икон, поучительных картин, портретов, видов и т.д. В этой же комнатке стоял шкаф с книгами, лавочки и старенькое кресло возле Тихвинской иконы. В ней батюшка принимал посетителей.

Вышел келейник, брат Никита, очень юный, с обыкновенно ясным, одухотворенным лицом и длинными, кудрявыми волосами.

Спросил, откуда мы, и попросил подождать. Ждали минут двадцать. Первым к Тихвинской стоял Серафим, потом я, потом мама и дальше человек семь. Все замерли в ожидании, и вдруг... вышел батюшка.

Я остолбенела, никогда и в голову не приходило, что удостоит Господь увидеть такого подвижника лицом к лицу, и не только увидеть, но и стать одной из его духовных дочерей.

Высокого роста, светлый, прямой, в очках, с дивными темными глазами. Посмотрел сразу на весь народ и подошел к первому, то есть к Серафиму.

— Как твое святое имя?

— Серафим.

— Вот какое хорошее имя! — взял его за голову, — ну, желаю тебе ангелом быть и в будущем.

Благословил меня. "Как твое святое имя?" — "Мария". "Как ваше святое имя", — обратился к маме. — "Евгения"... И пошел батюшка дальше благословлять народ.

У меня от одной дивеевской монахини был фунт чаю и письмо для передачи отцу Варсонофию. Я решилась их передать, когда батюшка пойдет назад, так и сделала. Батюшка остановился, а я подумала: небось батюшка рад чайку.

— Как ее зовут?

— Не знаю, батюшка, мне это через другую монахиню передали.

— Спаси ее Господи, только чай ведь не мне, а на святую обитель, да, на святую обитель.

От этих слов у меня подкосились ноги, я почувствовала прозорливость старца. Взял батюшка у меня сверток и ушел в мужскую половину. Вышел снова брат Никита и сказал: "Батюшка ушел исповедовать братию, выйдет часа через полтора, потрудитесь подождать".