Духовное просветление: прескверная штука

Крис крепко держит штурвал своей жизни. Он правит. Он принимает решения и определяет свою судьбу. Капитан своей судьбы, так, наверное, он думает о себе. Если бы я был каким-нибудь почитаемым японским мастером, Крис был бы одним из тех, кто служит на кухне десять лет, ни разу даже не поговорив со мной. Если бы меня заботили результаты, Крису не было бы позволено читать или разговаривать на духовные темы, пока он не оторвёт рук от штурвала. Жёсткое эго может потопить корабль, прежде чем дойдёт до пристани. Я видел людей гораздо умнее, гораздо храбрее себя, разбивающихся на смерть о скалы, потому что они были слишком поглощены собой, чтобы отпустить контроль. Здесь дело не в уме и не в храбрости, а в желании, потоке и чистоте намерения.

– Слушай, – обратился ко мне Крис, словно мы приятели, – можно тя спросить?

– Нет.

– Чего?

– Я люблю мыть тарелки в одиночестве, Крис. Найди меня после, и мы обсудим с тобой всё, что захочешь.

– О, окей. Слушай, здорово.

Я продолжил уборку. Когда я купил дом, в нём была отличная посудомоечная машина, которую я немедленно выкинул на свалку и заменил её лишним шкафчиком для посуды. Я не испытываю сильных эмоций против каких бы то ни было технологий, только питаю отвращение к посудомоечным машинам. Уборка на кухне для меня – одно из маленьких удовольствий в жизни, и да, я думал так же задолго до того, как у меня появилась армия маленьких эльфов, содержащих всё в чистоте и опрятности.

Вьетнамский дзен мастер Тич Нхат Ганх говорит, что посуду можно мыть двумя способами. Первый – мыть посуду для того, чтобы посуда была чистой. И второй – мыть посуду для того, чтобы мыть посуду. Я делаю это вторым способом, но так как я провожу, может быть, час в неделю за этим упражнением на осознанность, то думаю, лучше не притворяться, что я человек, который всегда присутствует в моменте. Многие очень живые люди согласятся с тем, что многое можно сказать в пользу осознанного действия, но я не отношусь к их числу, исключая те редкие случаи, когда я делаю уборку на кухне. Я так же не могу сказать, что отношусь к тем простым людям, которые получают удовольствие от маленьких вещей. Вообще-то, если я смогу подняться наверх прежде, чем Крис или кто-нибудь ещё втянет меня в разговор, я проведу остаток вечера, с боем прорываясь вместе с Ларой Крофт сквозь полные опасностей гималайские монастыри в поиске Кинжала Зиан. Но смогу ли я подняться, пока какой-нибудь студент не загнал меня в угол? Вряд ли. Продолжая мыть тарелки, я представил себе игру, подобную "Tomb Raider", где измотанный духовный учитель вынужден с боем прокладывать себе дорогу сквозь лабиринт домогающихся его студентов, чтобы попасть в свою хорошо оборудованную комнату с домашним кинотеатром. Вместо оружия, однако, студенты швыряли бы в осаждённого учителя вопросы о духовной природе, и он должен отвечать правильно, чтобы продвигаться вперёд. Игра была бы современной версией старой японской дхармической дуэли, где просветлённые соревновались, кто лучше разговаривает разговор. Кто-то может спросить, зачем они это делали? А почему, собственно, нет? Зачем я учу и пишу книгу? Просто потому. Надо же что-то делать. Если они ещё проводят такие дуэли, я был бы рад представлять Айову в своей конференции. Ну, по крайней мере, я подписался бы на газету и следил бы за полосой духовного спорта.

Я отвлёкся. Вот до чего мой ум действительно доходит, когда я мою тарелки. Какой там не-ум, ум-обезьяна. Если бы я был одним из тех уважаемых японских мастеров, я, наверное, заставил бы себя служить на кухне десять лет, не позволяя даже поговорить с собой.

Я закончил уборку и поднялся наверх. Включил PlayStation и загрузил игру на том месте, где я закончил в прошлый раз – в начале серии очень сложных карабканий по стенам и прыжков задом, требующих разворота в воздухе и зацепления за противоположную стену. Неудача, конечно же, приводит к долгому падению на острые колья, которые, по большей части, торчат прямо из кипящей лавы.

Трюк состоит в том, что здесь нет никакого трюка. Нужно просто сделать это пятьдесят раз, и быть убитым сорок девять. Может и надоесть.