Читаем Духовное владычество и мирская власть полностью

Однако, вернемся к Филиппу Красивому, которого мы использовали в качестве наглядного примера для объяснения наших мыслей. Необходимо отметить, что Данте объяснял все его действия «алчностью»,[83] то есть качеством, которое является пороком отнюдь не Кшатриев, а касты Вайшья; таким образом можно предположить, что с самого первого момента восстания Кшатриев, они в каком-то смысле деградируют и принимают характерные черты низшей касты, теряя при этом свои собственные.[84] Можно также добавить, что эта деградация неизбежно сопровождается потерей законности власти: поскольку Кшатрии по собственной вине лишаются своего естественного права исполнения светской власти, они перестают быть истинными Кшатриями, а именно, новый статус делает их неспособными к выполнению функций, предназначенных им изначально. Как только короля перестает устраивать его положение первого из Кшатриев, предводителя всей знати, а также свойственная этому положению роль «распорядителя», он теряет свою основу и в то же время ставит себя в оппозицию знати, проявлением и наиболее законченным выражением которой он, собственно, и является. Таким образом, чтобы сосредоточить и объединить в одних руках все полномочия, принадлежащие дворянству в целом, королевская власть вступает в упорную борьбу с последним, делая все возможное, чтобы разрушить феодальную систему, порождением которой сама же и является; опору и поддержку в этом процессе королевская власть находит у третьего сословия, соответствующего касте Вайшья. Именно поэтому, начиная с Филиппа Красивого, французские короли практически постоянно окружают себя представителями буржуазии, в частности, Людовик XI и Людовик XIV, которые наиболее далеко продвинулись в этом процессе, чем и воспользовалась буржуазия, разделившая королевскую власть после Революции.

Ранее мы уже говорили о том, что феодальная форма правления, примером которой могут служить средневековые государства, представляется нам наиболее подходящей для структуры всех традиционных цивилизаций. Современная эпоха, которую можно без сомнения назвать эпохой полного разрыва с традицией, с политической точки зрения характеризуется заменой феодальной системы на систему национальную; и именно процесс «централизации» власти в XIV веке, о котором мы только что говорили, стал началом образования «национальностей». Есть все основания утверждать, что образование, в частности, «французской нации» было результатом деятельности королевской власти, которая, сама того не сознавая, готовила тем самым собственное падение;[85] следовательно, основная причина того, что Франция стала первой европейской державой, в которой была свергнута королевская власть, заключается в том, что именно во Франции начался процесс «национализации». Кроме того, едва ли стоит напоминать насколько сама французская революция была «националистской» и как яростно стремилась она к «централизации» власти, а также, как умело был использован в собственно революционных целях так называемый «принцип национальностей»;[86] таким образом, мы обнаруживаем в идее «национализма» очень странное противоречие, на которое сегодня старательно указывают некоторые явные сторонники Революции и ее последствий. Для нас же в данном вопросе больший интерес представляет следующее: образование «национальностей», в сущности, это лишь один из эпизодов борьбы светской и духовной власти; если же более глубоко разобраться в этих вещах, то становится совершенно очевидным, что эта борьба, в ходе которой королевская власть, как казалось, реализовывала свои амбиции, стала для нее фатальной и привела к полному поражению.[87]

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное