Интерпретация. В живом опыте всегда есть элемент интерпретации. Мы «видим» дом, когда, строго говоря, мы просто обозреваем фасад. Мы «видим» грозную бурю, лишь замечая тучи на горизонте. Что «видят» фермер, романтик или метеоролог в одних и тех же облаках? Что «видят», глядя на дом, архитектор, бездомный человек или домовладелец? Очевидно, что они постоянно участвуют в толковании действительности. Суть этого процесса заключается в том, что мы интерпретируем что-то как что-то (тучи — как грозу, фасад — как дом, дом — как источник дохода, и так далее). Вот в чем различие между описанием и интерпретацией: описание стремится выразить словами то, что выявляет себя, интерпретация интерпретирует что-то как что-то. Мы постоянно заняты интерпретацией: мы осмысливаем поток нашего опыта как «Я»; мы относимся к вещам вокруг себя как к «миру»; мы интерпретируем других как «второе “Я”». Следовательно, мы интерпретируем не только тексты, но и себя, свою ситуацию, свое прошлое, других. Для Хайдеггера этот толковательный момент был столь важным, что он сделал его ключевым моментом своего феноменологического метода. Он считал, что феномен (файноменон) нужно интерпретировать таким образом, чтобы он уже не был скрыт за внешним видом, а смог проявить себя в своей «непотаенности» (але- тэйя), таким, каким он является на самом деле. Это трудная задача, поскольку «бытие» как «бытие» постоянно маскируется общественным мнением, «толками» (das Gerede), анонимным субъектом (das Man) и другими формами отчуждения. Задача феноменологической интерпретации состоит в том, чтобы привести людей к их исходной расположенности в этом мире, где они обладают подлинным пониманием своего состояния и интерпретируют его в направлении доступного будущего. Следуя учению Дильтея, Хайдеггер был убежден, что жизнь интерпретирует себя[1826]
. В обычной жизни люди пытаются понять свое реальное состояние: они обнаруживают возможности и осознают, куда «стремится» ситуация. Иногда значащая перспектива открывает то, что требует выражения. Эти понимание и интерпретация, молчаливо осуществляемые самой жизнью, — «не теряя ни слова в этом процессе»[1827], —выступают в основных словах (основных категориях). В одном слове эти категории раскрывают жизненные возможности, создают фактичность в поддающейся интерпретации перспективе и указывают доступный путь в будущее. Такими основныхи словами (категориями) являются «возвещение, дискурс, керигма»[1828]
. Мы видели это выше, когда рассматривали сферу духовности: основные слова творчески-самобытно интерпретируют процесс развития божественно-человеческих отношений.Поле напряжения предвидения / науки. По Хайдеггеру, экзистенциальная герменевтика движется между двумя крайностями. Одна крайность — это интерпретация, которая происходит в праксисе. В плотничество конкретно (не теоретически) введены молоток, рука, дерево, гвозди и непосредственная окружающая среда. Молоток и рука составляют единое целое, в рамках которого они невнятно ощущают цель друг друга. В этой связи молоток просто находится в руке (zuhanden). Только когда я откладываю молоток и смотрю на него, он становится вещью, которая лежит передо мной. Теперь для меня это объект (vorhanden). Теперь я могу делать заявления, касающиеся его: «Этот молоток тяжелый» или «этот молоток безобразный». Это другая крайность экзистенциальной герменевтики — интерпретация, осуществляющаяся теоретически. Это противоречие в экзистенциальной герменевтике выражает словами позицию, исходя из которой, феноменология рассматривает поле напряжения между предвидением и наукой. Она помещает себя в это поле напряжения и рассматривает себя как промежуточное звено между двумя полюсами. С одной стороны, она стремится раскрыть основную структуру донаучного опыта для того, чтобы пролить на него свет в направлении различных эмпирических наук. С другой стороны, она стремится выявить эмпирическую структуру разных наук, чтобы показать, как в них выявляется донаучный опыт. Эта промежуточная позиция подразумевает три вещи.