Духовные беседы

Богословие академическое и монашескую жизнь можно еще сравнить с таким положением, когда человек живет в какой-нибудь глуши и вот попалась ему книга о Лондоне как самом замечательном городе, многолюдном, полном многих памятников и так далее. И человек с увлечением читает эту книгу, и смотрит на фотографии, и своим односельчанам рассказывает об этих чудесах. А другой человек живет в Лондоне. И спросят его:

— Знаете ли вы такой-то памятник?

— Нет, не знаю...

Но он живет в Лондоне как гражданин города. И придет время, когда он будет знать весь город, все это царство и станет «почетным гражданином Лондона»: «Free man of the city of London». Так то, что одни рассказывают по книжкам, другие живут на опыте.

И простите мне то, что я иногда хвалюсь: один из наших друзей, профессор Галитис, спросил знаменитого богослова Романидиса:

— А что Вы думаете о книге про Силуана?

Романидис ответил:

— Они знают это по опыту, а мы только по книжкам.

Так человек может находиться в состоянии, когда на него нисходит Нетварный Свет, и не знать, что с ним. Но в действительности он пребывает в этом Свете и живет это состояние как совсем естественное для него.

Когда мы живем в монастыре, знайте достоверно, что никакая функция сама по себе не возносит человека и никакая самая простая работа не унижает его.

Мне как-то сказал один монах на Афоне: «Никакая низкая работа не унижает человека, а унижает только грех». Отсюда и эта церковная молитва — «Сподоби, Господи, без греха сохранитися нам...»: «Господи, сподоби нас прожить без греха». И живите эту молитву как можно интенсивнее.

И помогайте друг другу, и будем жить вместе как один человек. Сказано, что, если ты хочешь научиться чему-нибудь, какой-нибудь добродетели, поселись с человеком, у которого эта добродетель уже освоена, и ты научишься сам. Очень важно для нас — иметь братьев, сестер и делиться этой жизнью. К глубочайшему сожалению, у людей, живущих в миру, почти никогда не бывает этой привилегии, а им приходится жить все время в атмосфере культивирования греха. Так что дорожите своей монашеской семьей, где люди хотят всем своим существом воспринять добродетель от Самого Бога. Молитесь друг за друга, каждый за всех и все за каждого, чтобы дал нам Бог прожить вместе, и знайте, что это связано с подвигом.

Когда я был еще живописцем во Франции, в Париже, у меня произошел перелом (я решился оставить живопись и пойти в монахи). Мое ателье было в павильоне одной французской дамы. Я не знаю, как она догадалась об этом, но, придя в мое ателье и рассматривая написанный мною портрет, она сказала: «Oh, Monsieur Sakharoff, comme il est difficile d'être saint! Il faut être gentil avec tout le monde, toujours, toujours, et avec tout le monde, mais il y en a bеаuсоuр de gens si désagréables!». [226] Так, она думала, что святость — это gentillesse. [227]

В нашем состоянии падения всякая заповедь подчеркивает наше отличие от истинного образа Божия в нас. Все заповеди противоположны нашему естественному движению в состоянии падения. И то, о чем мы говорим, — стать как единый человек, согласно заповеди Господа ученикам Своим, — дается неизбежно подвигом, а не как нечто естественное нам. И надо иметь в виду, что даже в маленькой монастырской среде бывают минуты, когда трудным становится брат или сестра. И как быть «gentil avec lui»? [228] — Итак, для вас я предлагаю: «Любите друг друга» (см.: Ин. 13:34), потому что мы действительно единая семья. И когда будут трудности в этой семье, то, пока я жив, отдайте мне заботиться о том, чтобы устранить трудность, дабы кто-нибудь не ошибался.

Все трудности возникают от нашего неведения. Моим духовником был архимандрит Кирик в монастыре святого Пантелеимона. Дьяконом я часто служил с ним. И один раз мы служили в церкви, посвященной святителю Митрофану. Там на аналое была икона, на которой и Христос, и Божия Матерь, и Креститель, и ангелы, и святые, — все стояли просто в одну шеренгу, как солдаты, то есть не так, как обычно в Деисусном чине, где они молятся Христу. И перед Литургией о. Кирик спросил меня: «Знаешь ли ты, что такое невежество?» — Я ответил: «Я не совсем понимаю Ваш вопрос, потому что сознавать свое невежество мне свойственно». — А он говорит: «Вот я скажу тебе: одно неведение — еще не невежество, два — еще не невежество, три, четыре, пять — еще не невежество, но когда семь! (а их было семь фигур) — тогда это невежество».

Итак, неизбежно у каждого из нас всегда есть какое-то неведение, которое еще не есть невежество. Неведение свойственно всем нам, ибо «всё знают» только дураки. Такое «всезнание» уже есть невежество.