Духовный мир преподобного Исаака Сирина

Во — вторых, Исаак предупреждает, что опыт геенны и отлучения от Бога страшен и невыносим, даже если он ограничен во времени: «Будем осторожны, возлюбленные, и будем понимать, что, хотя геенна и подвержена ограничению, весьма страшен вкус пребывания в ней, и за пределами нашего понимания — степень страдания в ней»[1081]. Для Исаака бич любви Божией, которым наказываются грешники в геенне, представляется настолько ужасным, что сама по себе возможность оказаться в геенне, даже ненадолго, заставляет его постоянно размышлять и молиться об избавлении от нее для себя и всех людей.

В — третьих, — и это главное, — вся богословская система Исаака Сирина основана на прямом опыте мистического единения с любовью Божией. Этот опыт исключает всякую возможность зависти к другим людям, в том числе тем, кто находится на более высокой ступени духовного совершенства и следовательно имеет больше шансов на получение места в Царствии Небесном. Сам по себе опыт единения с Богом — Любовью настолько исполнен блаженства, что является достаточным для того, чтобы, совершая молитвы и аскетические подвиги, перенося страдания и скорби, человек не думал о будущей награде: в самом страдании, в самих молитвах и самом аскетическом трудничестве он получает возможность непосредственного богообщения. Цель молитвы, подвигов и исполнения заповедей — не необходимость для человека обогнать других, чтобы занять лучшее место в будущем Царствии. Главная цель — соединение с Богом, которое происходит уже в земной жизни. Встреча с Богом и прямой мистический опыт единения с божественной любовью есть единственное оправдание всех аскетических трудов, страданий и духовной борьбы; в конечном итоге, встреча с Богом является целью всей человеческой истории.

Что же касается оригенистического учения об апокатастасисе, то прямой параллели между ним и учением Исаака провести нельзя. Для Оригена апокатастасис — не конец истории, а лишь переходный этап к появлению нового мира: под влиянием платонизма Ориген учил, что прежде сотворения мира некий другой мир существовал, и после всеобщего восстановления, когда настоящий мир закончит свою историю, новый мир будет создан Богом, а после него еще один мир — и так до бесконечности. Отпадение людей от Бога и возвращение к Богу будет вновь и вновь совершаться, и Бог еще не раз воплотится, чтобы взять на себя грехи людей и искупить их[1082]. Именно это учение, противоречащее евангельскому благовестию об уникальности и единственности искупительной жертвы Христа, было осуждено в VI веке вместе с другими ошибочными мнениями оригенистов, как например, идеей предсуществования душ[1083].

Учение о всеобщем спасении у Исаака не имеет оригенистических корней (едва ли он когда — либо держал в руках сочинения Оригена); оно свободно от какого бы то ни было влияния платонических и других чуждых христианству идей. У Исаака это учение основано на новозаветном благовестии о Боге, Который «хочет, чтобы все люди спаслись»[1084]. Оно, по сути, является развитием учения апостола Павла о том, что после окончательного воцарения Бога и Отца, упразднения всякого начала, власти и силы, покорения всех врагов и истребления смерти Спасителем, Бог будет «все во всем»[1085]. Для Исаака спасение всех людей — прямое следствие безграничной любви Божией к человеку — любви, по которой Бог сотворил мир, воплотился и взял на Себя грехи людей, чтобы спасти их и ввести в Царствие Свое, которому не будет конца.

Может быть, в своем богословском поиске Исаак зашел дальше, чем это позволяет традиционная христианская догматика, и заглянул туда, куда доступ человеческому разуму закрыт. Может быть, именно эсхатология Исаака и была одним из тех «трех пунктов», против которых писал свои книги Даниил бар — Тубанита. Но Исаак был не единственным, кто верил во всеобщее спасение — среди его предшественников, помимо упомянутых выше учителей Сирийской Церкви, был святитель Григорий Нисский, который говорил о спасении всех людей и демонов: его учение не было осуждено ни одним Вселенским или Поместным Собором[1086]. Возможность спасения всех людей допускали также святитель Григорий Богослов и преподобный Иоанн Лествичник[1087]. Свою трактовку учения Григория Нисского о всеобщем спасении предложил и преподобный Максим Исповедник[1088]. Все эти авторы исходили из того, что для Бога нет ничего невозможного и что, следовательно, Он может спасти всякого человека. Однако, как подчеркивал Максим Исповедник, каждый человек вправе отвергнуть спасение, совершенное Христом. Спасение ни для кого не будет принудительным: спасутся только те, кто желает следовать за Христом[1089]. В этой мысли — важное уточнение к тому, что говорит о всеобщем спасении Исаак Сирин.