Духовный отец в Древней Восточной Церкви

Настоятелю монастыря вверено строительство душ, и он даст отчет в них Богу. Он отец, одинаково расположенный к каждому из братий[524]. Такое положение настоятеля и ответственность его за всех братий монастыря дают ему право знать все, что происходит в монастыре; он поверенный совестей всех братий, и каждый инок обязан «все, даже тайны сердечные, открывать настоятелю», а вместе с тем доносить ему и о грехе другого, случайно узнанном, неизвестном настоятелю[525]. Так, в интересах руководительства общиной игумен ведает исповедь всех братий. И есть примеры, что сам игумен действительно принимал исповедь от всех братий своей обители. О преп. Евфимии, игумене многочисленной созданной им Верхней лавры, жизнеописатель рассказывает: «Он был врачом, ухаживая за душами и утешая каждого, и ни один из братии не избегал исповедовать ему свой помысл»[526]. И власть налагать епитимии, вообще руководить покаянными подвигами принадлежала в монастыре прежде всего настоятелю его. «Вообще что ни делает кто против заповедей Писания и устава монастырского, да слышит о том авва монастыря и воздает по мере и по делу греха» — так говорится в Тавеннисиотском уставе. Отсюда видно, что настоятель имел право налагать наказания как за нарушение монастырской дисциплины («устава монастырского»), так и за грехи против христианской нравственности («заповеди Писания»). Другая статья устава наставляет игуменов монастырей обращению с падающими, т. е. с грешниками: «Ваше дело внимательно смотреть за падающими и всячески стараться врачевать их мудрыми мерами исправления»[527]. Преп, Ефрем Сирин говорит о покаянии под руководством настоятеля. «Позаботимся о своем спасении, возлюбленные, — увещевает он иноков, — будучи готовы к покаянию (δτοιμοι ε'ις μετάνοιαν) по всякому слову, какое услышим, особливо от настоятеля (παρά του προεσθωτος) своего, о Господе»[528]. Исидор Пелусиот отмечает значительные недостатки в покаянной дисциплине, которой заведовали разные игумены: одни, невоздержные сами, слишком строги были к падшим; другие же, строгие к себе, были чрезмерно кротки к согрешающим и не налагали наказаний[529].

В последующее время (Х–ХП вв.) наблюдается почти общее явление, что духовниками в монастырях были игумены, не получившие на то епископского полномочия, иногда не имевшие пресвитерского сана, в женских обителях заведовали исповедью игумении[530]. По смыслу Студийского устава игумен прежде всего духовник, духовничество — его главнейшая обязанность. И действительно, преп. Феодор Студит и его преемники принимали исповедь всех братий. Нам кажется, это обычное духовничество игуменов более позднего времени, их право совершать Таинство покаяния развилось из древнего права принимать монашескую исповедь и из раннейшей их практики. Часто они не получали епископского поручения на духовничество, иногда не имели и священного сана; между тем исповедовали подчиненную братию, очевидно в силу своего игуменского права на исповедь, в своем монастыре в силу приведенных статей из устава св. Василия Великого.

Но свое право на исповедь братий игумен мог и уступить другому. Мы видели выше, что преп. Феодор Освященный, запретив братии публичную исповедь, поставил таких мужей, которые принимали бы ее частным образом, и выслушивал сам[531]. Св. Василий Великий, предписывая обязательность исповеди для инока, употребляет параллельно такие выражения: «Надобно все, даже тайны сердечные, открывать настоятелю» и «Тайны сердечные обнажать перед теми из братий, кому поручено прилагать милосердое и сострадательное попечение о немощных»[532]. Поручение шло со стороны настоятеля и предварялось долгим испытанием: «Не всякому позволительно наказывать, как и врачевать [от грехов], а только кому дозволит настоятель по долгом испытании»[533]. Иногда при этом выборе исповедующего старца принимали участие и другие старцы монастыря, может быть в качестве советников игумена, — вероятно, потому, что в данном случае они поступались своими правами в пользу избираемого. «Когда я был в общежитии, — рассказывает о себе преподобный Дорофей, — братия по простоте своей или в насмешку, думаю, исповедовали [мне] помышления свои, и игумен с советом старцев велел мне взять на себя эту заботу»[534]. Избранный старец специально ведал исповедь всей монастырской братии — значит, принимал исповедь и от таких иноков, которые не были в числе его послушников, своими старцами имели других лиц. В этом избранном старце мы должны видеть как бы монастырского духовника ранее учреждения института духовничества.

Если в наиболее устроенных монастырях — общежительных — выбирали для совершения исповеди специального старца, то это обусловливалось тем, что не каждый старец считался способным на это, не всякий по тогдашним представлениям обладал дарованиями, необходимыми для врачевания совести.