Дульсинея и Тобольцев, или 17 правил автостопа

Кончалась музыка и корчилась,
В конце едва уже звеня.
И вскоре там, где она кончилась,
Лежала черная земля.

Что там дальше, он не помнил. Да и не важно. Ваня решительно взялся за крышку. И вдруг вспомнил окончание стихотворения.

И я, в отчаянье поверженный,
С тоской и ужасом следил
За тем, как музыкант помешанный
Опять к роялю подходил.

Музыкант, без сомнения, слегка помешан. Но он скоро начнет выздоравливать.

Выставка через три дня. И дальше во Владимире задерживаться смысла нет – Иван это понял именно сейчас и четко. Все, что ему мог дать этот старинный и прекрасный в своей провинциальности город, – он уже дал. Пора и честь знать. Пора работать и выздоравливать окончательно.

Легко стукнула крышка, пряча ряд черно-белых клавиш. А Тобольцев достал из кармана телефон. Да, пора завершать свое затворничество.

– Привет.

– Господи, Тобольцев… – раздалось в трубке тихо и после ощутимой паузы: – Раньше меня до слез доводил только мой бывший муж, не к ночи будь помянут!

– Что случилось, Мариш? – он мгновенно встревожился.

– Соскучилась я по тебе, зараза!

– Ну, тогда жди заразу через пять дней, – Ваня невольно улыбнулся. – И запись можно возобновлять.

– Ну наконец-то! – теперь рассмеялась и Рох. – А то твои поклонницы все пороги нам оббили. Когда да когда Иван Иваныч приедет собственной персоной. Только к нему хотим.

– Ну вот и записывай всех желающих. Иван Иваныч возвращается к станку.

– Жду!

* * *

После допроса Дуня не находила себе места. Врун, ведь врун же! Предупреждать надо, когда врешь, хотя бы для того, чтобы подстраховаться. О том, что такой возможности (или желания) у Тобольцева не было, Дуня старалась не думать. И что теперь? К кому бежать? С кем посоветоваться?

– Евдокия Романовна, – в кабинет заглянул Паша, растрепанный больше обычного. – Я не знаю, что нам делать с этим клиентом. Я ему фотографии – красивые, художественные, а он мне – Битцевский парк я у себя не повешу. Вот скажите мне, скажите! Какая разница, что за парк, если это красиво! Что же они все так гоняются за брендами?!

– Боятся, – Дуня устало потерла пальцами виски.

– Чего боятся?

– Ну как чего? Быть уличенным в употреблении и использовании чего-то не подходящего их классу. Снобизм, Паша, обыкновенный снобизм. Нельзя купить пиджак в простом магазине, даже если тебя никто из знакомых там не увидел. Нельзя поехать отдыхать на тот курорт, куда ездят только лохи. Нельзя дом украсить работами никому не известного дизайнера. Вот если купить какую-нибудь ерунду на аукционе, тогда да! Неважно, что без слез не взглянешь, главное – каким путем это было получено и за какие деньги. Скажи спасибо, что нам удалось его убедить насчет голубого и бежевого, рассказать про разницу между сезонным трендом и классическим люксовым сочетанием.

– И мне чего сейчас, искать аукционные вещи для него, что ли?!

Дуня ответить не успела – зазвонил телефон. Она некоторое время смотрела на экран, четко понимая, что в присутствии Паши говорить не сможет.

– Давай обсудим аукционы позже, есть другие проекты, займись пока ими. А к этому вопросу мы вернемся, когда я немного подумаю.

Телефон звонил упорно, но на кнопку соединения Дуняша нажала только когда осталась одна.

– Добрый день, Тихон Аристархович.

– Добрый. Дуня, тут привезли какую-то хре… непонятное что-то! Говорят, по вашему заказу, но у нас же все уже? Или я что-то забыл?

Голос в трубке бархатный и безмятежный, словно только вчера виделись за бизнес-ланчем – подписывали итоговые документы. Как он так умеет? Вот у Дуни не получается, поэтому ее голос севший и заметно напряженный:

– Я думаю, это детские стульчики. Знаете, которыми пользуются, когда кормят малышей. Вы же хотели кафе семейного типа, и я сделала заказ. К сожалению, у фирмы случились проблемы с поставкой, поэтому партия запоздала. Ничего другого быть не может.

– Да? Точно? А то экспедитор внятно объяснить не может.

– Все остальное сделано, Тихон Аристархович. Все согласно смете и перечню работ, – напряжение не покидало, но Дуняша была рада, что голос у нее выровнялся.

– Хорошо, понял, – а там все так же безмятежно: – Тогда у меня будет к вам просьба, Дуня. Приезжайте и сами примите это добро, проверьте, все ли в порядке. Я в этом плохо разбираюсь.

Она не хотела ехать, она не была в «госТИНцах» со дня открытия – слишком свежи воспоминания. Слишком больно. Она не готова. Но вместе с тем Дуня понимала, что Тихий прав.

– Хорошо, Тихон Аристархович. Мебель привезли в «госТИНцы»?

– Да. Сейчас приехать сможете? – он совсем не давал ей времени на передышку. – У нас в меню новые пироги. Вы таких еще точно не пробовали нигде. Ноу-хау нашего повара.

Дуняше не хотелось пирогов. Ей хотелось побыстрее покончить со стульями и разойтись.

– Минут через сорок, думаю, буду. Вы тоже подъедете? А то едва ли ваш персонал пустит незнакомого человека смотреть стулья – они меня не знают.