Дульсинея и Тобольцев, или Пятнадцать правил автостопа

- У тебя кто-то есть? - вопрос как выстрел.

Дуня отрицательно покачала головой:- Нет.Помолчали.

- Ты плохо спишь.

- Женщине нельзя говорить, что она плохо выглядит, - она сделала попытку пошутить, а потом спросила: - Как дом дочки политика?

- Нормально. Пока все по графику.

- Если будут какие-то проблемы, я помогу, - сказала, зная, что не обратится.

Он кивнул:- Хорошо.

- Мне пора. Опаздываю уже...

- Конечно, - он чуть отступил в сторону, уступая дорогу, хотя места было достаточно. Они стояли не на узком тротуаре, а на площадке перед зданием.

Дуня хотела еще что-нибудь сказать, что-то важное и благодарное, но не могла найти слов, и уйти не могла. Находясь так близко, заметила вдруг мелкие морщинки и припухлость под глазами, понимая, что он тоже не спал.

- Прости меня, пожалуйста. Прости меня...

- Ты ушла.

- Да, - она неожиданно сделала шаг навстречу и взяла его ладонь, а он неожиданно сжал ее пальцы, крепко, и она прикрыла на мгновенье глаза. - Ты хороший, ты - лучший, я это точно знаю. Наверное, таких, как ты, больше нет на свете, но я не могу. Я пробовала уже, летом. Я просто хочу, чтобы ты знал, что дорог мне. И эти два года - я их не перечеркиваю, они со мной. Я виновата перед тобой, очень виновата. Прости. И прощай.

Дуня отступила на шаг, задерживая свою руку в его ладони. Разомкнуть пальцы означало конец - настоящий и бесповоротный. И оба медлили. Медлили, зная, что это неминуемо. Где-то краем зрения Дуняша видела изумленное лицо Сонечки, наблюдавшей за происходящим через стекло, и это казалось досадной помехой.

- Не страдай, я того не стою.

- Не всем достаются инопланетянки, знаешь ли, а это стресс.

- Илюш...

- Тссс... иди. На деловые встречи нельзя опаздывать.

- Даже инопланетянкам? - она слабо улыбнулась.

- Тем более инопланетянкам. Ведь им очень нужны земные заказы.Пальцы разомкнулись. Она еще сделала несколько шагов назад, не поворачиваясь, пока Илью не скрыла вышедшая из здания громкая толпа. И лишь тогда Дуня развернулась и направилась к дверям.

С каждым шагом она чувствовала, что удаляется от него. Дуняша остро чувствовала запах осени, шум вокруг, и как ветер выбивает из узла прядь ее волос. У кого-то, проходящего мимо, заиграл телефон, и это была мелодия из «Шербургских зонтиков», и Дуня подумала, что если сейчас снять ее крупным планом - с этими выбившимися волосами, и мелодией, и оставшимся позади мужчиной, то получится настоящее французское кино. Главное, идти, не останавливаться, не опускать голову и не оборачиваться. Но, дойдя до дверей, она все же не выдержала - оглянулась, ожидая увидеть опустевшую площадку и другую машину на месте мерседеса. Но Илья стоял там же, только в стороне от общего потока, и курил, глубоко затягиваясь и смотря на небо.

*Здесь совсем другая осень. Совершенно золотая. Наверное потому, что она в городе, который является частью Золотого кольца России. А, может, потому, что здесь совсем иной ритм. Позволяющий во всех красках разглядеть то богатство, которое достала из своих сундуков Госпожа Осень.Путь от гостиницы, где жил Иван, до Дома Творчества, в котором обосновался фотокружок, проходил через парк. И раз за разом Ваня отмечал переливы оттенков листвы берез, кленов и яблонь и красное крошево рябин. Каждый день что-то менялось в этой картине. Удивительно.

Владимир открыл для Тобольцева вообще много удивительного. Он учил. Его учили.

Иван не ломал себе голову над тем, как и что будет говорить своим, так сказать, ученикам. Решил, что разберется на месте. Импровизация - лучший метод. С некоторыми допущениями так оно и вышло.

Дети как дети. Подростки, двенадцать-четырнадцать лет в основном. На диво увлеченные. Хотя нет, не диво. Их наставник был настоящим фанатиком своего дела, и ребят заразил. Собственно, поначалу Иван не мог сообразить, чему может их научить. Базовые вещи они умели делать, а лезть в дебри... Так в какие именно дебри? А потом, раз за разом, за его рассказами обо всем подряд - об Африке, о Вьетнаме, о спортивных и других мероприятиях, на которых Ивану приходилось работать, за неизменными каждодневными чаепитиями и просмотром работ... В общем, дней через пять началась работа. Работа, которая Тобольцеву ужасно нравилась. Так нравилась, что даже с «Иваном Иванычем» смирился. С легкой руки Миши, похоже, это обращение прилипло к нему окончательно.

Он быстро привык к тому, что постоянно не один. К бесконечным «Иван Иваныч, а посмотрите!». К тому, что чуть ли не каждый вечер его провожали до гостиницы. К бесконечным расспросам и рассказам. К звонкам и детским голосам в телефоне. Это было здорово. Непривычно и ужасно здорово.

И то ли к месту, то ли нет, но вспоминалась теперь часто работа деда в театральном кружке. И мамина музыкальная школа. Прорезались-таки гены педагогические. Там, где вовсе не ожидалось. Это тоже было неожиданно. И тоже ужасно здорово.