Dum spiro, spero (СИ)

Финник тихо, как кошка, подходит к ограждению и облокачивается на него рядом со мной. Мы вместе смотрим вниз, не нуждаясь в лишних словах.

- Волнуешься из-за завтрашнего показа? – наконец прерывает молчание он.

- Привыкла уже. За два года-то, - равнодушно пожимаю плечами я. – А ты?

- Аналогично, - и чуть погодя добавляет, - только вот знаешь, мне кажется, что это будет необычный показ. Ну не верю я, что они вот так просто возьмут и устроят нам самый обычный показ. Нет, это будет нечто особенное.

- Как и арена, - неожиданно для себя добавляю я. – Большинство этих людей не в ладах с оружием. Ну а мы, как профи, не такие жестокие. А Капитолийцы не любят скучных арен. Нет, нам будет весело…

- Я искренне надеюсь, что ты не права. Мне кажется, что нам с тобой пока слишком рано умирать. Лет эдак через восемьдесят я над этим подумаю, но сейчас…

Я горько усмехаюсь и внимательно смотрю на его лицо, такое же идеальное, как и моё. Да, парню подправляли внешность, чтобы зрители увидели его прежнюю красоту, а не то, что сделали с ним в казематах. Мне-то хоть старались сохранить внешность для не слишком удачных интервью, во время которых я вполне могла грохнуться в обморок или брякнуть что-нибудь не то.

- А что ты делал не предыдущих показах? – вдруг интересуюсь я.

- На первых своих играх я ставил ловушки, а на вторых похвастался умением пользоваться трезубцем, - спокойно отвечает Финник и тут же спрашивает. – А ты?

- О, я была куда более экстравагантна! – усмехаюсь я. – На семьдесят четвёртых я выстрелила в них…

- Выстрелила? – его глаза раскрываются от удивления.

- Ага. Хвасталась умением пользоваться луком, а они в упор меня не замечали. Ну, я разозлилась и выстрелила в жареного поросенка, выбив при этом яблоко из его рта.

- И за это тебе дали одиннадцать баллов? – еще больше поражается он.

- Да. Тем самым натравив на меня профи. Ведь они привыкли быть лучшими во всем, а тут я, какая-то выскочка из жалкого Двенадцатого.

- А на семьдесят пятых? – да, я разожгла в нем интерес.

- Ммм, я повесила манекен и написала на нем имя Сенеки Крейна, - отвечаю я, довольно замечая, как меняется его лицо.

- Боже, я в шоке. Я думал, что связался с приличной и тихой девочкой, а на самом деле…

- Ну, прости, сам виноват, что не разглядел, что я за фрукт, - я церемонно развожу руками в сторону.

- А Пит? – вдруг спрашивает Финник. - Он ведь на семьдесят пятых тоже двенадцать получил.

- Так… Пит написал протрет Руты после того, как я усыпала ее тело цветами.

- Что? Ты усыпала тело Руты цветами?

Я удивленно таращусь на него, а потом вспоминаю, что он же не видел этого момента, да и я никогда ему не рассказывала.

- Да. Я спела ей, а потом украсила ее тело цветами.

- Да… Вам палец в рот не клади! – наконец произносит он после затянувшегося молчания.

Я молчу. Не знаю, что еще сказать. Замолкает и Финник. Какое-то время мы молча рассматриваем друг друга, а потом переводим взгляд на яркий город. Тишина затягивается, но ни он, ни я не знаем, о чем еще можно поговорить.

- Как ты думаешь, как они? – тихим голосом спрашивает он.

И мне не нужно спрашивать, кто такие “они”. Я прекрасно понимаю, что он имеет в виду Энни и Пита.

- Плохо, Финник, - так же тихо отвечаю я.

- Почему? – севшим голосом интересуется парень.

- Потому что мы здесь. И потому что они тоже знают, куда мы попадем, и что нас ждет.

Он передергивает плечами.

- И нам плохо. И не потому, что мы изранены физически и душевно, и не можем спокойно спать. Наверное, даже не потому, что мы скоро умрем. А потому что они далеко, и им плохо.

Он зажмуривается, по его щеке катится слезинка. Я смотрю вниз в надежде, что смогу сдержать свои слезы. Мне больно до такой степени, что хочется кричать. Что-то разрушается внутри меня. Невидимый барьер, служащий плотиной и скрывающий досаду и страх, тоску, грусть - все, что причиняет мне боль… Он вот-вот рухнет.

Нет, так не пойдет. Я не могу предстать завтра перед всеми с красными от слез глазами и опухшим лицом. Завтра, нет, уже сегодня показ перед распорядителями. Сегодня я покажу себя. И пусть я даже не знаю, что устрою там, я все равно справлюсь. Сегодня решится, как долго я протяну на арене, ведь моя теория, скорее всего, верна – это будет знатное зрелище. Без спонсоров я долго не протяну, а они смотрят в первую очередь на количество баллов.

Резко поднимаю голову и смотрю на напарника.

- Финник, давай спать, а? – жалобно тяну я. – У нас завтра важный день.

Он кивает и идет следом за мной к лестнице. Финник провожает меня до двери и хочет попрощаться, когда вдруг та самая плотина внутри меня рушится. Я утыкаюсь носом в широкую грудь и плачу навзрыд. Первые три секунды Финник ошарашен, а потом он обнимает меня и тащит в комнату. Правильно, запоздало понимаю я, иначе всех сейчас разбужу. Парень гладит меня по плечу, шепча что-то успокаивающее, но я его не слышу. Сейчас я пытаюсь не захлебнуться собственным отчаянием и подавить подкатывающую истерику.

- Китнисс, Китнисс, ну не плачь, пожалуйста, - растеряно бормочет Финник. – Китнисс, знаю, это глупо говорить сейчас, но все будет хорошо.