Дума против Николая II. За что нас хотели повесить

Затем я вызвал отца Васильева. Он передал мне, что императрица Александра Федоровна поручила ему высказать мне свое мнение о старце:

– Это вполне богобоязненный и верующий человек, безвредный и даже скорее полезный для царской семьи.

– Какая же его роль, особенно по отношению к детям в царской семье?

– Он с детьми беседует о боге, о вере.

Меня эти слова взорвали:

– Вы мне это говорите, вы, православный священник, законоучитель царских детей. Вы допускаете, чтобы невежественный глупый мужик говорил с ними о вере, допускаете, чтобы его вредный гипноз влиял на детские души? Вы видите роль и значение в семье этого невежественного сектанта, хлыста, и вы молчите. Это преступное попустительство, измена вашему сану и присяге. Вы все знаете и из угодливости молчите, когда бог вам дал власть, как служителю алтаря, открыто бороться за веру. Значит, вы сами сектант и участвуете в сатанинском замысле врагов царя и России – забросать грязью престол и церковь…

Несчастный священник был страшно поражен моими словами, бледнел и дрожащим голосом сказал:

– Никто никогда не говорил со мной так, как вы. Ваши слова открыли мне глаза. Скажите, что я должен делать?

– Идите и скажите от моего имени царице, что, если она не хочет губить мужа и сына и расшатать престол, она должна навсегда прогнать от себя этого грязного хлыста. Положение серьезное: никакая революционная пропаганда не могла бы сделать более вреда монархии и более уронить достоинство царского дома. Если вы опять будете молчать и не откроете всю правду, – крест, который вы носите на груди, сожжет вам душу и сердце.

Он потом говорил Волконскому: «Я трепещущий вышел от председателя и почувствовал, сколько в его словах силы и истины».

Впоследствии мне сообщили, что священник Васильев все передал императрице в исковерканном виде, еще более восстановив ее против меня. Он поддерживал ее в увлечении Распутиным и, одним словом, играл все ту же двойственную роль…

От Гучкова я узнал, что все приверженцы Распутина забеспокоились, смущенные моим продолжительным докладом у государя, и решили выписать Распутина.

Княгиня З. Н. Юсупова по телефону сообщила, что высылка Распутина так подействовала на императрицу, что она захворала и легла в постель. Интересен факт, что после запроса в Думе императрица написала З. Н. отчаянное письмо на восьми страницах, где она жаловалась на клевету и несправедливые нападки на них: «Нас не любят и стараются нам повредить. Этот запрос – революционный акт». Она в этом письме писала столько жалоб на их ужасное положение, что Юсуповой стало жалко царицу, и она передала в телефон, что собирается прийти к царице на другой день. Но, вероятно, происками Вырубовой ей сказали, что императрица больна и никого не принимает.

Только 9 марта 1912 года ей удалось быть у императрицы. Это уже было после речи Гучкова по поводу сметы Синода, где он упоминал о Распутине.

Княгиня З. Н. Юсупова серьезно и убедительно говорила, подтверждая мои слова государю, но со стороны императрицы встретила сильный отпор, возбуждение и негодование. Она высказала свое неудовольствие по поводу моего доклада государю и особенно сердилась на мой отказ вернуть дело о Распутине:

– По какому праву он задерживает дело и не хочет его вернуть?

Кн. З. Н. Юсупова убеждала ее верить словам председателя Думы:

– Это честный и верный человек.

– Нет, вы не знаете, что он сказал отцу Васильеву. Родзянко и Гучкова мало повесить.

Княгиня З. Н. в порыве негодования сказала:

– Как вы можете говорить подобные вещи? Благодарите Бога, что находятся еще честные люди, которые правду доводят до сведения государя. Распутин должен быть изгнан. Это хлыст, который злоупотребляет своим положением при вас.

– Нет, нет, на него клевещут, он святой человек!

* * *

Когда дела, переданные Даманским, были изучены во всей полноте, раскрылась грязная эпопея этого вредного человека.

Первый донос, обвиняющий Распутина в сектантстве хлыстовского толка, был сделан тобольским уездным исправником тобольскому губернатору еще в 1902 году на основании официального сообщения местного священника села Покровского. Губернатор препроводил все дело на распоряжение местного архиерея – преосвященного Антония. Последний поручил сделать дознание одному из миссионеров епархии. Миссионер энергично взялся за дело. Он представил обширный доклад, изобилующий документальными данными, сделал обыск в квартире Распутина, произвел несколько выемок вещественных доказательств и раскрыл много бывших неясными обстоятельств, несомненно изобличающих принадлежность Распутина к хлыстовству. Некоторые из этих подробностей, указанные в докладе, были до того безнравственны и противны, что без отвращения нельзя было их читать.

Получив доклад миссионера, епископ Антоний поручил изучить его специалисту по сектантским делам инспектору тобольской духовной семинарии Березкину. Дело затянулось, и во время его производства Распутин успел уехать в Петербург и там постепенно, как уже мною сообщено, втерся в доверие ко многим высокопоставленным лицам и получил доступ к высочайшему двору.