Читаем Думай, что говоришь полностью

«Я полагаю, что из всех великих предложений, когда либо сочиненных американскими авторами, нет ни одного более искусного, длинного, сложного, отчасти более сложного чем ему следовало…

Решающую роль в этом фрагменте играют номинализации[1]. Их всего четыре из 71 слова, но три из них появляются в первых 20 словах. Мы можем превратить их в глагольные сказуемые, назначив им действующих лиц:


американское рабство – американцы поработили африканцев;

один из грехов – американцы согрешили перед Богом;

замысел Бога – Бог замыслил наказание.


И если мы теперь соберем эти три предложения в одно, то получим утверждение, которое, возможно нас ошеломит.


Бог замыслил, чтобы американцы поработили африканцев и тем самым согрешили перед Богом.


Вполне справедливо предположить: Линкольн мог решить, что такое прямолинейное утверждение создало бы определенные теологические проблемы, которых он – по крайней мере, в этом конкретном случае – предпочел избежать.

Безусловно, Линкольн верил, что Бог предопределил все те страшные события, которые произошли с Севером и Югом и, как бы то ни было, замысел Бога непостижим. Линкольн не испытывал затруднений, открыто заявляя, что именно Бог послал Северу и Югу эту войну, что именно Бог повелел уничтожить рабство (в противоположность его простому «исчезновению», как он писал в начале своей речи). И хотя он молится, чтобы война «ушла в прошлое», но знает: Бог может повелеть, чтобы война продолжалась.

Однако Линкольн, похоже, менее откровенен в отношении ответственности Бога за происхождение рабства. По крайней мере, он говорит об этой проблеме не без стилистических ухищрений (в противоположность использованию конкретных глаголов). Чтобы указать на Бога, как на лицо, ответственное за начало и окончание войны и рабства, он номинализирует глаголы, которые сделали бы Бога виновным в появлении рабства, а затем прячет его посредничество («по замыслу Бога») в середине предложения.

Это предложение из 71 слова я считаю самым искусным трюком (tour de force, как говорят французы) в американской литературе»[2].

Итак, «на то была Божья воля». Но одновременно виновны все! И говоря чуть раньше об этой вине, Линкольн на время вернулся к активному залогу:

«Каждая сторона искала легкой победы с результатом менее фундаментальным и ошеломляющим. Обе пользовались одной и той же Библией и верили в одного и того же Бога, и каждая надеялась на Его помощь в своей борьбе. Удивительно, что люди вообще могут просить Божьей помощи, чтобы вырвать тяжко заработанный кусок хлеба изо рта другого человека, но не станем судить, да не судимы будем».

Перейти на страницу:

Все книги серии Русский без ошибок

Похожие книги

Очерки по истории английской поэзии. Романтики и викторианцы. Том 2
Очерки по истории английской поэзии. Романтики и викторианцы. Том 2

Второй том «Очерков по истории английской поэзии» посвящен, главным образом, английским поэтам романтической и викторианской эпох, то есть XIX века. Знаменитые имена соседствуют со сравнительно малоизвестными. Так рядом со статьями о Вордсворте и Китсе помещена обширная статья о Джоне Клэре, одаренном поэте-крестьянине, закончившем свою трагическую жизнь в приюте для умалишенных. Рядом со статьями о Теннисоне, Браунинге и Хопкинсе – очерк о Клубе рифмачей, декадентском кружке лондонских поэтов 1890-х годов, объединявшем У.Б. Йейтса, Артура Симонса, Эрнста Даусона, Лайонела Джонсона и др. Отдельная часть книги рассказывает о классиках нонсенса – Эдварде Лире, Льюисе Кэрролле и Герберте Честертоне. Другие очерки рассказывают о поэзии прерафаэлитов, об Э. Хаусмане и Р. Киплинге, а также о поэтах XX века: Роберте Грейвзе, певце Белой Богини, и Уинстене Хью Одене. Сквозной темой книги можно считать романтическую линию английской поэзии – от Уильяма Блейка до «последнего романтика» Йейтса и дальше. Как и в первом томе, очерки иллюстрируются переводами стихов, выполненными автором.

Григорий Михайлович Кружков

Языкознание, иностранные языки