Думают…

— Похмелье — разновидность боли, а боль — твердый орешек для науки, — весело говорит Ральф. — Но я не вижу особой трудности в программировании робота, который мог бы вступать в симбиоз с другим роботом и демонстрировать симптомы душевного страдания, если другой робот выйдет из строя.

— Вы шутите?

— Отнюдь нет.

— Но это же абсурд! — восклицает Хелен. — Как робот может что-нибудь чувствовать? Это же просто куски металла, проводов и пластмассы.

— Пока да, но в будущем мы научимся вживлять электронные элементы в органическую материю. В Штатах уже изобрели синтетическую электромеханическую мышечную ткань для роботов. Можно также создать компьютеры не на силиконовой, а на углеродной основе, подобные биологическим организмам.

— Ваша «Мастерская Тела и Духа» напоминает современный вариант лаборатории Франкенштейна.

— Если бы, — грустно улыбается Ральф. — У нас не хватает ресурсов, чтобы строить собственных роботов. Работа ведется в основном по теории и моделированию. Это дешевле, но не так вдохновляет. Лабораторию Франкенштейна больше напоминает настенная роспись Макса Каринти.

— А это еще что такое?

— Хотите, покажу? А заодно угощу вас превосходным кофе из автомата.

— Тогда пойдемте.

Официантка приносит счет, Ральф берет его, но Хелен настаивает на том, чтобы заплатить за себя, и он не спорит.

— Может, прогуляемся? — спрашивает он, когда они спускаются по лестнице в вестибюль.

— Давайте.

— Автобус приедет… — он смотрит на свои большие часы из нержавеющей стали, — …минут через десять.

— Нет, мне нравится ходить пешком. Это мой моцион.

— Мне тоже. Я всегда брожу по кампусу, если нет дождя.

Дождя нет, но, похоже, скоро начнется. Серые облака и влажный ветер. Они идут по тропинке вдоль озера, выстраиваясь гуськом, когда им сигналит велосипедист. Вокруг кипит спортивная жизнь. С игровых площадок доносятся возгласы и крики, а в небе то и дело пролетает крутящийся мяч регбистов. На озере студенты в костюмах для подводного плавания занимаются виндсерфингом. Яркие крылья их парусов эффектно контрастируют с темной водой, создается впечатление, что озеро маловато для этой цели: как только парусники набирают скорость, серфингистам приходится делать резкие повороты, чтобы не врезаться в берег или друг в друга. Парусники часто опрокидываются.

— Вспомнила, что мне напоминает это место, — неожиданно говорит Хелен, — Глейдуорлд. Вы бывали там?

— Нет, а что это такое?

— Загородная база отдыха. Прошлым летом я ездила туда с семьей моей сестры. Огромная лесистая территория за проволочной оградой. Живешь в хижинах. В середине, под пластмассовым куполом, такой себе «бассейн с ботаническим садом», а там водяные горки, воронки и так далее. Еще там есть супермаркет, рестораны, спортзалы и искусственное озеро для плавания и виндсерфинга — такое же маленькое. Очень похоже на это место. А еще велосипедисты. Как только приедешь и выгрузишь вещи из машины, больше в нее не сядешь. Все либо пешком ходят, либо берут напрокат велосипеды. За забором есть все, что нужно для отдыха. Наружу выходить не нужно.

— Звучит жутковато.

— Дети, признаться, были в восторге. Но я ощущала себя в ловушке. Охранники запрещали посторонним входить на территорию, но мне постоянно казалось, что они не давали выйти нам самим.

Теперь оба идут молча.

— У меня создалось впечатление, будто вы жалеете о том, что приехали сюда, — говорит Ральф.

— Я просто немного скучаю по дому. Наверное, скоро привыкну, и мне здесь понравится.

— Зачем вы устроились на эту работу?

— Во-первых, нужны деньги.

— Но они же платят вам гроши! — говорит он и добавляет: — Я случайно узнал, потому что состою в Комитете ученого совета по академическим назначениям. Я видел документы.

— Для вас это, может, и гроши, но мне они нужны. Книгами много не заработаешь. Мартин был застрахован, но я получаю очень скромную годовую сумму. Впрочем, вы правы: я устроилась сюда не только из-за денег. Моя дочь уехала на год в Австралию, проведет там год между школой и университетом. Мы запланировали эту поездку, когда Мартин был еще жив, и я не хочу ей в этом отказывать. Все дети сейчас путешествуют. А сын — в Айове на практике, он американист, учится в Манчестере. Без детей дом кажется таким огромным и пустым. Так много воспоминаний. Я думала, смена обстановки пойдет мне на пользу…

Она замолкает, а Ральф что-то понимающе бормочет себе под нос.

— А вам самому-то тут нравится? — спрашивает она.

— В принципе да, — отвечает он. — Но я бы с ума сошел, если бы время от времени отсюда не уезжал.

— На конференции и встречи с прессой?

Он вопросительно смотрит на нее, словно удивившись подобной фразе.