Думать не будем пока ни о чем (СИ)

В общем, все это проходит весело, потому что все собираются к полудню и получают задания: мужчинам — колоть дрова и носить воду, женщинам — лепить пироги каждой свободной парой рук, а вечером бабуля достает домашние настойки из вишни и винограда, и мы устраиваем «праздник желудка».

Так что, чтобы доехать вовремя, мы с Антоном встаем часов в семь. Собираемся, плотно завтракаем — в следующий раз поесть получится только на пироговом пиру — по дороге заезжаем в магазин за угощениями и приезжаем к бабуле как раз почти к полудню.

Я сразу замечаю, что во дворе уже стоит Сашина машина и машина моих родителей. Сергеевых нет, но я даже в машине слышу громкий смех Сашиного отца. Он у него вообще большой любитель посмеяться от души, часто даже над гнутым пальцем. Мне всегда казалось, что это от него у Вики такой беззаботный характер и негаснущий оптимизм.

Машины Вадика нет. У Вики есть какая-то маленькая китайская машинка, но она разбила ее еще в прошлом году и говорила, что они с Вадимом решили повременить с ремонтом и вложили деньги в покупку внедорожника для него.

Первыми нам навстречу выходит моя мама. Сразу становится стыдно за то, что намеренно избегаю разговоров с ней уже который день. Не считая того ее звонка, все наши «переговоры» были через папу: он знал, как мое здоровье, что со мной и почему нам с мамой лучше какое-то время не разговаривать.

Поэтому, пока Антон ждет возле машины, я иду к маме навстречу, чувствуя себя провинившейся девочкой, которой придется признаться, что она разбила любимую фамильную вазу. Мама кутает плечи в вязаный шарф — сразу вижу, что это очередной подарок Анечки — и молча смотрит на меня, когда подхожу на расстояние объятий. У нее круги под глазами, красные венки в глазах и отсутствие маникюра, а моя мама, хоть и не любительница обманывать возраст, никогда не пропускает поход в салон, откуда возвращается с чумовой росписью.

— Йени. — У нее ломается голос. — Ты как будто повзрослела за эти дни.

Я просто прижимаюсь к ней, кладу, как в детстве, голову на плечо, и с облегчением выдыхаю, когда мама крепко обнимает меня в ответ и баюкает.

У нас с ней очень сложные отношения. У нас все очень запутано и непонятно, и совершенно не очевидно для окружающих, но только потому, что никто не знает, на каких костях и крови построено наше нелогичное сотрудничество. Одно я знаю точно, хоть и люблю делать вид, что это не так — она всегда будет биться за меня до последнего, даже если останется меньше одного процента надежды.

— Мам, прости, пожалуйста. — Очень стараюсь не реветь. — Я тебя очень-очень люблю, правда. Ты во всем права. Я должна… Но я не могу сейчас. Обязательно все расскажу ему, обещаю.

Она молча кивает и заботливо поправляет заколку у меня в волосах. Если бы рядом не было посторонних — еще бы и косы мне завязала, совсем как в школе, когда вела за руку на сентябрьскую линейку.

— Мам. — Мы с Антоном договорились, что объявим об этом вдвоем, но я не могу сдерживать распирающее счастье. — Я замуж выхожу.

Она отстраняется, внимательно изучает мое лицо и на этот раз даже не говорит ни слова против. Только поправляет волосы дрожащими пальцами и пытается сдержать счастливую улыбку.

— Солнышко, он хороший? — Поверх моего плеча смотрит на Антона — и снова на меня.

— Самый лучший, мам.

— Ты счастлива, Йени? — Обхватывает мое лицо ладонями, пытливо смотрит не в глаза — прямо в душу. — Ты уверена, что это не слишком быстро?

— Я уверена, что он — мой мужчина, понимаешь?

Этим словам нужно было быть произнесенными, чтобы все пазлы моей больной души встали на свои места. Я ведь правда нашла Того самого человека. Не из девичьих фантазий, а настоящего, живого, которого приятно чувствовать рядом под одеялом, ждать после работы, видеть даже когда он злится и хмурится, и кому-то очень громко вычитывает в трубку.

— Только это пока секрет, хорошо? — Я потихоньку вытираю ей слезы пушистыми кистями шарфа. — Мы с Антоном хотели все сказать вдвоем.

Я хочу сказать что-то еще, но теряю мысль, когда мимо меня несется мальчишка лет шести и с громкими криками «Антон приехал!» бросается на шею моему майору.

Нетрудно догадаться, чей это ребенок. В нашем клане Сергеевых-Воскресенских кроме Саши, Вики и меня больше некому преподнести наследников. Викин не мог вырасти в почти первоклассника всего за неделю, у меня с детьми… все настолько зыбко и неясно, что я стараюсь вообще об этом не думать. Остается Саша, у которого как раз теперь есть уже приемный мальчишка подходящего возраста.

В голове толкаются мысли о том, что бывшая моего Антона и Саша разошлись. И что ее здесь быть не должно: ни одной, ни с ребенком. И что мне нужно радоваться, если они с Сашей помирились и раздумали разводиться так же скоропалительно, как поженились.

Но у меня начинают очень сильно ломить, кажется, все суставы в теле, когда я смотрю, как этот мальчишка обнимает Антона и что-то очень быстро ему рассказывает. Между ними какая-то особенная связь. Доверие, которое бывает между мальчиком и отцом.

Только мой Антон ему не отец.