Думатека (сборник)

Высоко, в тайной глубинке Уральских гор, стоит Уральский Афоно-Белогорский монастырь. За крутой извилистой дорожкой, которую стеной преграждают еловые лесочки на подъемах гор, издалека виден белый храм с большим золотым куполом. Там стоит Царский крест. К нему всегда едут паломники помолиться. Сегодня Троицкая суббота. Вода – именинница, и как ни странно идет дождь. Но он радость, даже когда надо ехать на кладбище помянуть предков. В этом краю дождей все просят солнце и верят в божью благодать. Поэтому собираются крестные ходы из Перми к Царскому кресту в Белогорье как великая миссия. Дорога к храму оберегается высокими поклонными крестами.

На Троицу Землю называют именинницей. И точно молодеет седое старчество. Луга на бескрайних горных просторах покрываются пухом одуванчика, как белоснежным одеялом. Здесь дышит седой Урал.

Рано утром на Белой горе густой туман обволок монастырь. К нему подниматься высоко. Вход даже в Нижний собор по высокой крутой лестнице. Здесь Кресто-Воздвиженская церковь. В ней старинные образа, молитвы, записанные на бересте, и освященные камушки. Очень любят Иоанна Златоуста. Прихожане тихо молятся, слушают, как батюшка смачно духовным воззванием призывает «Премудрость, вонмем».

В храме строгая тишина, точно успокоенная роженица увидела свое спящее дитя. После службы мы спускаемся к подножию холма и едем домой. Уже теплеет, и ярко светит солнце, будто дождя и не было. Навстречу летят белые бабочки. В этом году их откуда-то целое море. Все летят, как хлопья снега, создавая в воздухе легкий шелест. Откуда они только? Начинает цвести тополь, засыпая землю «седым» пухом. Все это летает и слабо волнует. На обочине растут широкие пиканы. Скоро и из них вырастут вкусные дудки, и из цветков тоже полетит «седой» пух. Седой Урал провожает меня.

07.06.12.

Божий блик

Утром пекинес Ники лбом открывал дверь в мою комнату и ложился возле дивана на спину, выставляя мохнатую грудку. Тельце его напоминало маленького кабанчика, а сам он был ярко-золотой, как спелый кабачок.

Ники будил меня. Ведь со мной он по утрам ходит в лес.

В этом году осенний лес особенный. Нарубили деревья, выкорчевали пни, военруки наставили красные пометки на деревьях, а строители проложили дорожку возле леса, поставили фонари и столики со скамейками для бабушек и молоденьких мам.

Но мы с Ники ходим в лес совсем не посидеть на лавочке, а приобщиться к природе. Ники обнюхивает каждую травинку и кочку, и я стала присматриваться к каждой веточке, пню, дереву и листочку.

Взяла маленький альбомчик и карандаши и стала рисовать. И Ники мне сопереживает. Присмирел, как примерный ученик, слушается, и в стороны, как бывало прежде, не тянет.

Вот пенек. Под ним большая нора, точно там ход для гномов, но похоже на бомбоубежище. И таинственно. Чудится опасная кнопка, на которую нельзя нажать, так неприятно, как наступить на лягушку.

Иду дальше. Маленький пень посреди дорожки, словно высунул носик зверек-горностай и не пускает меня дальше пройти. Охранник леса. Его, деревянного горностая, обойти нужно.

А вот еще пень. С одной стороны – коряга, будто знак вопроса, с другой – дева распустила волосы. Древесная кора как волны пластично изогнулась и фокусирует вид девы. Деревянная пластика.

Сколько здесь пней вокруг, словно станки, много сравнений, фантазий, предложений: пни-станки, пни-стулья. Вот пень-седло, вот, как привалившаяся тяжелая сумка у подножья березы болезненный вырост, вот пень-якорь. Пень – как шапка Арлекино с загнутыми концами-корнями. Так и играет, и играет воображение. Опасно с этим пнем-шутом, под ним вырванная трава.

Это же лесной кабачок «12 стульев»! Заходи, повеселись, поговори, пошути. Вон и на пенечке просыпано для птичек пшено. Значит, и пир горой для лесных жителей! И птички запели: заходи, заходи в кабачок «12 стульев». И сросшийся пень из двух деревьев подвалился набок, как пьяные друзья, раскачиваясь с песней «А когда на море качка…». А мне хочется сказать: «Мы с Тамарой ходим парой».

Хотя какая здесь качка? Лес не море, хотя деревья покачиваются иногда, стряхивают капельки-росинки после дождя. Я рассматриваю листья. Дубовые – словно тигровые лапы, желтые в коричневую полоску. Из таких лапок можно шапку-ушанку Лешему сшить. Хм! Дубовая шапка, даже страшно. И желудевый колпачок подвернулся мне, как старое бабушкино пенсне. Усатый орех заулыбался мне, как дедушка с лохматой бородой.

Стоит непонятный старичок, крестится на опадающий лист, что-то пошептывает. В лесу светло-светло. Огромные кленовые листья размером со сковороду.

И будто вся осень жаркая, подогретая на сковороде лета до золотисто-румяной корочки. И совсем не холодно, прошел дождь, и капли размочили мхи и лишайники, и они засверкали цветами фломастера на дубовой коре, играя по клавишам мелодию зайца «А нам все равно». Наверно, все это знал Болотный попик из стихотворения А. Блока. Вот и береза отвернула бересту-страницу своей лесной книги. Читай, читай.