Думер

Пролез через ещё несколько машин и наконец достиг перекрестка. В центре народу тоже хватало. Вот стоит, опершись на трость, Тамбовский барон и его свита в малиновых пиджаках. По другую сторону стояли графы Медведевы, и в этот раз я мограссмотреть их получше. Относительно молодые — или им не больше тридцати, или у одаренных старение происходит медленнее, по крайней мере, внешне. У обоих — странные, несколько безумные улыбки и холодные сверкающие глаза. Вот как — то сразу понимаешь, что такие не просто готовы убивать, а готовы убивать с наслаждением.

За Медведевыми стоял Шрам, девушка в тактической обтягивающей одежде и ещё несколько явно «крупнокалиберных» бандитов. А вот за ними полукругом расположились рабы. Десятка два — три, не меньше. Среди них был даже алкаш Иваныч. Ну и чего их притащили? Я всерьез прокручивал варианты перестрелки, хотя в моём присутствии этого бы ой как не хотелось. И рабы при любом раскладе полягут первыми, ни за что.

Им втирают, что за пределами тоннеля их ждёт злой холодный мир, что свобода их только погубит. Что вся их «свобода» — это попасться на нож уличным бандитов или дубинкам милиции, что это голод, холод, нищета и неспособность обеспечивать кровом себя и близких в этом новом, опасном, быстро меняющемся мире. Возможно. Но если бы я так мыслил, то стоял бы сейчас среди них. А я не только, как заметил Бром, «вырос в рангах», но и действительно чувствовал себя свободным. И теперь хотел показать это им — тем, кто тогда отказался бежать или кого свезли сюда из других точек. Человеку могут сколько угодно врать и убеждать, но то, что он увидит лично, пошатнет любые его основы. Может не мгновенно, но пошатнет. Начнет расползаться, как вирус. И заставит думать там, где другие принимают «правильную» истину.

— …Шестьдесят на сорок — изначально гнилой расклад, — донеслась до меня речь Тамбовского барона, обращавшегося к Медведевым. — Либо мы делим дело на равных, либо…

— Всем привет! — невозмутимо сказал я, обращаясь сразу и к Тамбовским, и к Медведевым с их свитами.

Сразу после этого помахал рукой в сторону Отто, и некроманту потихоньку начали освобождать проезд, видимо, подумав, что я действительно всё утряс с главарями.

Я заметил, как дернулся Шрам. Но в открытую останавливать меня не полез, вместо этого заговорил что — то в рацию. Боится.

— Кто пустил? — спросил один из Медведевых, обращаясь явно назад, «к своим», но не поворачивая головы.

— Кто надо, тот и впустил, — тут же ответил я. — Я здесь приглашенный гость, и вам, достопочтенные графы, это явно будет интересно.

«Олдсмобиль» медленно подъехал к перекрёстку и остановился, причем подъехал как нужно — задом. Я открыл багажник, и из него тут же выпало тело связанного охранника. Я поднял его за шиворот, повернул к Медведевым.

— Ваш?

Но графы, похоже, ответа на этот вопрос не знали. Лишь бросили быстрый взгляд на Шрама и ему подобных, и вот тогда — да, поняли.

— Возвращаю его вам в знак доброй воли. Понимаете ли, этот добряк заблудился в подземных цехах на Николаевской улице. Там же завалялось еще кое — что.

Я демонстративно достал из багажника пакет с рудой — специально заготовленный. В нем находились ещё необработанные камни, так что пакет был тяжелым. Его я поставил ближе к Тамбовским, затем повторил процедуру и поставил ещё один такой же пакет.

— Тебя, падла мелкая, никто не учил, что чужое брать нехорошо? — задал вопрос один из Медведевых.

Ну да, теперь они сразу всё поняли.

— Так это не чужое. Это я барону маленький презент оставляю. Ну, подумаешь, необработанная акриевая руда? А сейчас будет презент побольше.

С этими словами я достал картонную коробку, усыпанную мелким просеянным акрием. Нахлынувший ветер утянул за собой несколько крупиц, и те засверкали на воздухе, медленно, подобно игрушечным блескам, падая на землю.

— Не знаю, во сколько можно оценить стоимость, — сказал я. — Но на несколько стволов обмен пойдёт?

Тамбовский барон долгий взглядом уставился на коробку и пакеты, затем кивнул:

— Пойдёт.

Одного взгляда на своих ему хватило, чтобы пара бугаев подхватила коробку и пакеты и понесли их в сторону своих машин.

— Не пойдёт, — сказали Медведевы. — Дешёвые какие — то понты. Ты, барон, так упорно рассказывал нам, что нельзя просто так претендовать на чужое и забирать его, а сам проворачиваешь то же самое.

— Чужое? — наигранно спросил я. — А чужое — это ваше, что ли?

Я провоцировал их на ответ. Знал, что поступаю не совсем правильно, но не мог иначе.

Медведевы отвечать не стали, ждали ответа барона. И я продолжил:

— Боитесь признать, что держите рабов и нелегально обрабатываете акрий?

— Боимся? — усмехнулся один из Медведевых. — Ты, челядь, говоришь это нам, выбравшим такое место встречи? Крысеныш, здесь уже всё — наше. Даже мусорня.

— А значит более чем легальное, — усмехнулся второй. — И ты, крыса паршивая, тоже нашим будешь, но сперва всё наворованное на место положишь. Да и чем ты нас пугать собрался? Даром своим недоделанным?

Напрямую отвечать не стал, вернулся к цехам.