Дунай: река империй

Для меня самым прямым символическим выражением дунайского характера Братиславы, однако, стал объект, прямого отношения к реке не имеющий. Речь идет о комплексе зданий, спроектированном столетие назад венгерским архитектором Эдёном Лехнером на окраине тогдашнего центра города. Когда-то на месте этих кварталов располагался тихий рукав Дуная, в котором, как гласит предание, преотлично ловились пескари. Со временем затон получил имя Грёсслинг (от нем. kressling – пескарь), а когда местность осушили, название рукава унаследовала проложенная по его руслу улица. Во времена, ставшие прямым результатом описанных в трилогии “Знаменосцы” событий, этой улице присвоили имя Красноармейская, но оно не пережило политических испытаний последних десятилетий.

Маститый архитектор Лехнер много строил по всей тогдашней Венгрии, в меру сил и таланта развивал концепцию модернизма и, как считают специалисты, успешно привнес в ар-нуво и сецессион элементы восточного (индийского) зодчества. Возводя на Грёсслинговой здание королевской католической гимназии и по соседству с ним храм Святой Елизаветы, который, собственно, юным воспитанникам и полагалось посещать, Лехнер, по моему скромному пониманию, к восточному архитектурному наследию не обращался. Лехнер даже не предпринял попытку скрыть, что вдохновителем его творческих усилий в данном случае был каталонский гений Антонио Гауди: минимум прямых линий, мягкие пластические очертания, разноцветная глазурованная керамика, веселая мозаичная плитка, рустикальные и зооморфные мотивы. Все это я уже изучал в Барселоне, в парке Гуэль и в районе Эшампле.

Церковь и гимназию архитектор снабдил тем, чего, по мнению Саши Сиверцева, не хватает Дунаю: голубым цветом. Католическая гимназия, обернувшаяся к сегодняшнему дню престижной школой с математическим уклоном, окрашена песочно-желтым, а вот небесного цвета храм Божий остается вызывающе голубым. Этот элегантный колер, эти легкомысленные орнаменты, эти заигрывания с сакральным смыслом и строгой формой в начале XX века наверняка оказались за гранью китча. Но стремление строить не столько пышно, сколько броско, не столько пафосно, сколько изящно на долгой временной дистанции себя оправдывает: в отличие от Славина, туристы текут к Голубой церкви почти столь же широкой, как Дунай, рекой.

Эдён Лехнер оставил городу в наследство прекрасные здания, прекрасные именно потому, что они являются отличными образцами искусства подражания. Вот во владении этим искусством и кроется скромная душа Братиславы. Глядя на розовые кусты во дворике Голубой церкви, я вспомнил персонажа набоковского романа “Отчаяние”, который утверждал: настоящий художник всегда ищет не сходство, а уникальность. Так вот, этот господин неправ. Голубая церковь в Братиславе и сама Братислава замечательны как раз тем, что они – церковь-подражание и город-репродукция. Даже прорезающий столицу Словакии Дунай есть всего лишь посеревшая копия самого себя.

Рудольф фон Альт. Главная площадь в Пресбурге. 1843 год.

Самое бездарное сооружение Братиславы – тут и конкурса-то не нужно проводить – исполнено совсем уж недвусмысленной водной символики. Чудовищный фонтан Дружбы ввели в эксплуатацию в 1980 году, в ходе очередного переустройства тогдашней площади Клемента Готвальда [41]. Собственно, площадь возникла почти четыре века назад близ летнего дворца архиепископа, на пустыре, который еще через столетие засадили травой и облагородили тенистой аллеей, возможно, липовой. При государе-императоре на этом вольном пространстве командовали парадами, устраивали народные праздники, проводили цирковые представления и испытывали воздухоплавательные аппараты. В социалистическое время растущий город наконец взял свое: где следовало, поставили памятник коммунистическому вождю, аллею сократили, лужайку застроили. На месте кладбища времен Тридцатилетней войны вырос корпус Словацкого технического университета. В его просторном конференц-зале я любовался потолочной росписью под названием “Победа разума и труда”, думая о том, что эти почти библейские аллегории иногда могут показаться зловещими. Как только социализм кончился, памятник Готвальду снесли, а площади дали созвучное моменту название – Свободы.