Что он больше всего любит? Бог мой, конечно, искусство. Нет, далеко не все. Но самое любимое — вот здесь, в альбоме. Максим с интересом перелистал диковинный альбом. В нем собраны гравюры с лучших произведений искусства всех стран. Неужели все это могло быть уничтожено? Нет, не мыслимо, не возможно. Ферри особо ценит произведения, что возбуждают в душе любовь ко всему высокому и ненависть ко всему низменному.
На первой странице его альбома гравюра с картины Делакруа «Свобода, ведущая народ на баррикады». Женщина, обнаженная чуть не до пояса с трехцветным знаменем в правой руке и с винтовкой в левой, подняла вооруженных людей на приступ. Вся фигура полунагой женщины полна изумительного целомудрия и высокого вдохновения, готового на любую борьбу.
— Чтобы сильнее любить, я глядел на эту картину и на портреты моих партизан, а чтобы сильнее ненавидеть, я глядел вот на эту, — указал он на последнюю страницу альбома.
Максим даже вздрогнул. Перед ним была гравюра с картины Холарека «Возвращение ослепленных болгар из византийского плена». Она распаляла ненависть против любой тирании. Император Василий Второй приказал ослепить пятнадцать тысяч пленных болгар. Каждой сотне он дал в провожатые старика, которому оставил один глаз. На картине страшная сотня слепцов, которую ведет одноглазый старик. Они идут сквозь вьюгу, и над ними уже кружат черные вороны.
Максим содрогнулся, его просто затрясло. Как все это далеко и как близко. Гитлеровцы пытались ослепить весь мир. Но палаческие руки будут отсечены. Будут!
— Знаете, — сказал Жан Ферри, — за окном моей мансарды виднелась длинная улица. Ее бомбили немцы. И черные глазницы ее мертвых окон мне до сих пор напоминают выколотые глаза. Тогда казалось, они могут выколоть их всему миру, ослепить весь свет. А прогремел Сталинград — я вздохнул с облегчением. Нет, глаз миру выколоть невозможно!
Ставка генерала Эйзенхауэра располагалась в Реймсе[31]
, в замке короля шампанских вин, которыми издавна славилась здешняя земля.Сегодня к ленчу[32]
ожидался приезд английского премьера, на встречу с которым приглашены маршал авиации Теддер, генералы Бредли, Паттон, Риджуэй и другие. Оставив гостей за непринужденной беседой, главнокомандующий прошел к себе в кабинет. В ожидании высокого гостя ему хотелось просмотреть последнюю почту. Усевшись за рабочий стол, над которым висел хрустальный канделябр, Эйзенхауэр развернул папку с донесениями из армий. Вести были радужными. Как и все дни, войска союзников успешно продвигались по всему фронту, встречая очень слабое сопротивление немцев. Русский фронт, на весь мир гремевший от Альп до Балтики, поглощал последние резервы Гитлера и сковывал все его главные силы.Просмотрев почту, Эйзенхауэр возвратился в гостиную. Черчилль приехал незадолго до ленча, и генералы шумно приветствовали высокого гостя, впервые заявившегося в форме пехотного полковника, ибо до сих пор он предпочитал авиационное обмундирование.
Сэр Уинстон грузно опустился в кресло, вынул массивный портсигар и закурил сигару, шумно восторгаясь быстрым продвижением армии, из которой он только что прибыл. Затем, не дожидаясь, пока подадут на стол, он бесцеремонно принялся за брэнди с содой.
За ленчем гостей потчевали Чесапикскими устрицами. Говорили о войне, о технике, о политике. Черчиллю казалось, что нация, разбитая в этой войне, получит серьезные преимущества в будущем: она раньше других создаст новые виды вооружения. Английского премьера поддержал Теддер, восхвалявший беспилотную авиацию будущего. Поморщившись при упоминании немецких фау-снарядов, Черчилль утверждал, однако, что со временем Англия станет огромной базукой, нацеленной на Европу. Кто посмеет тогда начать войну. Эйзенхауэр усмехнулся. Британские острова ему представились вдруг самой уязвимой мишенью, и уж если кому господствовать в мире, так не Англии, а Соединенным Штатам. Большевиков история отбросит на десятилетия назад, и им не угнаться за американцами. Подлеченную же Германию, смотря по необходимости, легко превратить либо в щит, либо в меч против русских.
Генерал Брэдли заговорил о событиях в Руре и стал самодовольно перечислять трофеи. По числу пленных Рур превосходит Сталинград. Это покоробило даже Черчилля. Должное — должному! Сталинград потряс всю Германию, весь мир. Там битва — здесь тихая операция. Не желая спорить, Брэдли увлекся деталями. Риджуэй подарил ему «Мерседес-бенц», принадлежавший, по слухам, самому Моделю[33]
.Не склонный восторгаться американскими успехами, сэр Уинстон начал рассказывать о немецких лагерях смерти. Чего он только не видел там! Его поразили иссохшие пленники, больные и изможденные, — живые мертвецы. Всюду трупы и трупы. Их не успевали ни закапывать, ни сжигать. Просто кости, обтянутые желтой кожей, к на ней тучами вши. Как муравейник! Вся земля там в пятнах запекшейся крови. И в воздухе удушающее зловоние.
Подавляя тошноту, Эйзенхауэр встал из-за стола. Риджуэй лишь ухмыльнулся.