Дунай в огне. Прага зовет

Дозоры дали сигнал, и разведчики тронулись дальше.

2

Слово «мадьяр» можно перевести на русский как «дитя земли». Мадьяры — дети земли. Трудно сказать, как объяснить происхождение слова исторически, но смысл его ясен.

Свыше тысячи лет назад пришли сюда венгры-кочевники. С ними слились населявшие страну авары, некоторые славянские и другие племена. Пришлые кочевники постепенно перешли к оседлости и создали обширное государство. На них сильно сказалось влияние славян, распространилось христианство. Затем наступили века турецкого ига, сменившегося порабощением австрийскими Габсбургами. Ни восстание Ракоци[8], ни знаменитая венгерская революция[9] не принесли народу освобождения.

Революция была расстреляна интервенцией, в которой участвовали и царские николаевские полки. Передовая же Россия, ее властители дум, Чернышевский, Белинский и Герцен сердцем и словом своим одобряли и поддерживали пылающую Венгрию. Даже в русской армии были люди, понимавшие, как дорога им молодая мадьярская свобода. Русский офицер Алексей Гусев на тайных сборищах обсуждал со своими единомышленниками способы помощи венгерским повстанцам. Но он был схвачен и вместе с шестью товарищами повешен в Минске. Мировая война до основания потрясла и разрушила двуединую австро-венгерскую монархию. Пламя Октября перекинулось через горы, и в марте 1919 года здесь было образовано советское правительство. Казалось, вот она, долгожданная свобода и независимость! Но перепуганная Антанта задушила венгерскую советскую республику. Тем не менее, память о своей власти, веру и надежду народа на лучшие времена не смог убить и кровавый режим Миклоша Хорти. Это он впряг венгров в военную машину Гитлера. Это по его вине сотни тысяч мадьяр зарыты в могилы на тысячекилометровом пути от Волги до Дуная. Это тот самый Хорти, который испугавшись близкого разгрома, пытался на днях вымолить у союзников перемирие, но сраженный новым ставленником Гитлера, «уступил» бразды правления Салаши.

Однако среди многих памятных дат тысячелетней, полной всяких превратностей, венгерской истории, не сыскать дней хоть сколько-нибудь похожих на эти дни великого освобождения. Простые люди Венгрии лицом к лицу увидели самую могучую армию загадочной страны, которую неумные буржуа столько лет рядили в дикого зверя, постоянно жаждущего крови. Не этим ли объясняется и суровая настороженность мадьяр в первые дни великого исторического знакомства. Но они очень скоро увидели, что пришли богатыри, беспощадные в рукопашной схватке, зато бескорыстные и прямодушные в дружбе, благородные воины и труженики, ничуть не страшные тем, кто не держит другого за горло.

Только увидев мадьяр ближе, бойцы поняли, что они вовсе не дети земли, а ее пасынки, ее рабы. Половина жителей деревни не имеет земли совсем. Не потому ли два миллиона американских венгро-эмигрантов многие годы обитают за океаном. Не матерью, злой мачехой явилась для них родная земля плодороднейшей в мире долины.

Запыхавшийся Зубец бессилен вымолвить хоть слово.

— Ну-ну, что там, говори! — обеспокоенно требовал Березин.

— Мадьяры Павло Орлая задушили.

Березин вздрогнул от неожиданности.

— Да говори же толком, где, что произошло?

— Шли мы по улице, — отпив глоток воды, рассказывал замполиту еще неостывший Зубец, — с Павло шли, он и вздумал зайти попить в избу. Я у ворот присел. Жду его, нет и нет! За ним. Только открыл дверь, а на нем мадьяр толстучий сидит и за горло душит. Я как дам очередь для острастки — он вскочил аж, к стене прижался, волком смотрит, глаза кровью налились. «Вставай, Павло!» — кричу, а он хоть бы двинулся. Сердце у меня зашлось. Думаю, прикончу гада, только смотрю, дверь — настежь, и еще группа мадьяр. Глянули они, — и к хозяину — раз, да во двор его. Я к Павло, двое из мадьяр помогают мне. Смотрим, дышит; мы на шинель его и в санчасть. Вышли — смотрю, батюшки, хозяина-то венгры уж повесили. Один из них, который по-русски балакает, и говорит мне. Дескать, салашист это. Он всю жизнь покою селу не давал…

Чуть погодя небольшая группа мадьяр подошла к штабу. Они не салашисты, они не хотят зла Красной Армии и будут помогать ей, чем могут. А салашиста сами убили.

Березин долго разъяснял им о недопустимости самовольных расправ: преступника надо было судить.

— Судить? — развел руками старый мадьяр с острой белой бородкой. — Да его сколько раз судили, все суды оправдывали. Нет, сами верней сделали. Все село спасибо скажет.

Убедить их трудно, потому что с понятием суда у них связано повседневное представление о несправедливости.

Старика с острой белой бородкой зовут Миклош Ференчик.