Дунай в огне. Прага зовет

Горянки, окружив советских девушек, радостно расшумелись. Потом расселись в тени на лужайке. Олена пристроилась рядом с Верой. Матвей Козарь уходит в армию, а Олену не берут. Почему? Ведь она давно воюет, партизанка. Вера объяснила. Нет, почему? — настаивала Олена, и своевольные губы ее складывались огорченно, хотя женское очарование по-прежнему проглядывает и в улыбке, и в блеске лучистых глаз, и в мягком певучем голосе. Зубцу вспомнилось, как еще сегодня утром она плясала с ним на площади. Вся огонь. Даже Ярослав, такой скупой на похвалы, и то обронил тогда: «Такую не забудешь». Да и все девушки в своих вышиванках с монистами на ошейках сорочек, румянощекие, с милым задором в слове, в шутке, во взгляде — все очень славные и хорошие, на русские березки похожие. В глаза им не заглядывай — море глубоченное, не выберешься.

Максим с болью посматривал на полковых девушек, посматривал и сравнивал. Сними с них гимнастерки и солдатские сапоги, одень их во все легкое, девичье, и они ни в чем не уступят этим горянкам-красавицам. Вон Вера, сколько в ней благородной чистоты. Или Таня, как покоряюще прелестна ее строгая сдержанность. Да и Оля с ее живым задором ни в чем никому не уступит.

А горянки меж тем без устали расспрашивали русских девушек:

— А чи вирно, що у вас жинки фермами управляють?

— А чи вирно, що воны бувають головиише чоловикив?

— А чи вирно… — и они перечисляли множество дел и профессий, обычных и повседневных в советском быту и столь удивительных всем закарпатским жителям.

Потом гуцулки долго пели свои песни. Бойцы пели свои. Под конец Семен еще сплясал с Оленой. «Вот пара!» — подумал Максим.

Стемнело, и девушки стали собираться.

— Чого ж вы йдете, — засмеялся Зубец, — по-нашему расцелуваться полагается…

— В горах нас шукайте, оттам и расцелуемся, — отшучивались горянки. А Олена подошла вдруг и сказала Зубцу:

— Ну, цилуй крипше.

Семен растерялся, а бойцы с девушками в хохот.

— От бачишь, не вмиешь ще, — засмеялась Олена.

Провожать семерых ушли чуть не взводом.

Максим остался у калитки и, облокотившись на изгородь, долго смотрел вслед. Девушки громко смеялись, и Максим ясно различал звонкий голос Веры. Обернется она или нет? Вера не обернулась. Обернулась Оля и помахала Максиму рукой. Якорев тоже поднял руку. Славная веселая девушка, подумал он об Оле. А глядел на Веру, и хотел того Максим или не хотел, а сердце у него щемило.

Глава вторая НИКОГДА И НИКОМУ

1

За кряжистым уступом, поросшим серебристым от росы кустарником, высился старый кедр. Оля так и прильнула к его шершавой коре, дивясь чудесному осеннему утру. Просто не верилось, что сотню-другую лет кедр простоял тут, не двигаясь с места. Скорее, казалось, он только что вышел поразмять застуженные в зиму кости и внезапно остановился среди соплеменников, почтительно расступившихся перед своим патриархом.

Запрокинув голову, Оля с удивлением взглянула на распростертые над ней могучие ветви. Зачем он такой величаво степенный? Пусть бы отечески взял ее и, прижав к груди, шагал бы себе по зеленым склонам, ниспадающим прямо с неба, и нес бы ее с кручи на кручу, к самому солнцу, что невидимо поднималось за гребнем, опороченным косматым лесом. Сизый вдали, он на глазах становился радужным и веселым.

Оля ненасытно глядела на дальний лес, что сбегал вниз с горных полонии, на чистое небо, до блеска промытое ночным ветром, и ей хотелось уже бежать, карабкаться вверх, жадно вдыхать густой прозрачный воздух, терпко настоенный на пряных травах, подержаться за край лохматого облака, бессильного оторваться от бурой скалы, без конца слушать немолчный щебет и гомон давно проснувшихся птиц, просто обнять все и всем существом своим ощутить пульс этого леса, этих гор, этой ясной и свежей чистоты, что с такой силой пробуждала в душе любовь ко всему живому.

А кругом все нарастал и нарастал ровный протяжный шум пробуждающегося утра. Оля вдруг встрепенулась, прислушиваясь. Что такое? Песня, хорошая песня! Она лилась откуда-то из лесу и словно просилась в любящее сердце:

В тумане скрылась милая Одесса —
Золотые огоньки.
Не горюйте, ненаглядные невесты,
В сине море вышли моряки.

Оля обрадовалась. Он, Максим. Как он похож на Пашина. Такой же красивый и гордый. И поет, как Пашин.