«Здорово, Петро! Низко кланяется тебе и шлет дунайский привет твой однокашник и кум Сысой Уваров. Живы мы пока и здоровы. Того и тебе желаем. Правда, ты не стоишь доброго слова. Уехал и как в воду канул. Почему не аукнешься? Неужто не тянет на родной Дунай? Неужто прикипел к каменным горам и праведницам? Если так, пропащий ты человек. Эх, Петра! Рыба кишит в Дунае, как чирва, сама в котел просится. С холодных стран прилетела всякая крылатая вольная тварь. Пеликаны на своих ходулях прохаживаются по мелководью, охотятся на плотву. На заре в плавнях трубят лебеди. В садах ветки гнутся от яблок, груш, айвы. На баштанах лопаются дыни-дубовки. Жаром горят кавуны. В бочонке пропиталась рассолом дунайская селедка…
Что, потекли слюнки, прихлебатель монашеский? Приезжай! Для тебя припас в холодной копанке белоголовую. Фу, умаялся уговаривать!
Жду. С тем и до свидания.
Между строк этого письма особым составом сообщалось главное: «Сегодня ночью вторая партия груза благополучно доставлена. «Дядя» известил: со дня на день я должен ждать гостя. Поживет у меня недели две, сделает свое дело и переедет к вам. Приготовьтесь! Пароль: «Говорят, вы хорошо лечите виноградную лозу, зараженную трутовиком». — «Лечат людей, а виноград, зараженный трутовиком, выкорчевывают и сжигают». Срочно подтвердите получение сего».
Шатров и Гойда точно установили и отметили на карте место, где был сброшен какой-то груз с чужого парохода «Бреге», — тихая дунайская протока, прикрытая с одной стороны необитаемым островком, с другой — глухими плавнями.
Глядя на реку чуть прищуренными глазами, Шатров подумал вслух:
— Интересно, какой еще «подарок» послали нам фюреры американской разведки?
— Разрешите нырнуть и посмотреть? — сказал Гойда и начал раздеваться.
— Васек, ты здорово преувеличиваешь свои возможности, — Шатров посмотрел на помощника и усмехнулся. — В этом месте Дунай так глубок и быстр, что дно его может прощупать только очень опытный ныряльщик в полном подводном снаряжении.
— Что же делать?… Давайте пригласим ныряльщика с аквалангом из Москвы или Севастополя.
— Долго ждать. Опасно терять время. Найдем здесь, в Ангоре.
— А разве он здесь есть?
— Есть. Да еще какой!.. Неужели не слыхал о Капитоне Черепанове?
— Черепанов?… Нет, не слыхал.
— Удивительный человек. Здешний, с Лебяжьего острова. Рыбак. Сын русского помора, Ивана Черепанова, когда-то скитавшегося по Румынии и осевшего в гирле Дуная. Иван охотился, рыбачил. Женился на рыбачке Ладе. Через год у Лады и Ивана появился сын Капитон. В десять лет Капитон Черепанов потерял отца и попал к немцам-колонистам. Бездетным Раунгам понравился белобрысый пастушонок, они усыновили его, переименовали в Вильгельма. Совершеннолетнего Вильгельма, немца, подданого Румынии, мобилизовали в королевским румынский флот. В разгар войны он, как немец и лучший на флоте пловец и ныряльщик, был послан в секретное соединение «К», на север Италии в Доломитовые Альпы. В Вальдао, в закрытом бассейне, итальянцы, первые ныряльщики Европы, первые подводные диверсанты, передавали немцам свой боевой опыт. Через несколько месяцев Вильгельм Раунг и вся школа перекочевали в Венецианский залив, на остров… Да, я не сказал тебе самого главного: еще в самом начале войны Капитон стал членом патриотической подпольной организации «Романо».
— Он и теперь ныряет? — спросил Гойда.
— Когда нужно, то ныряет.
— Интересно!.. Потомок беглого русского помора… Усыновлен румынскими немцами… Член подпольной организации «Романо». Боец секретного соединения «К»… Расскажите о нем подробнее, Никита Самойлович!
— Это длинная история. Но ты должен все знать о Дунае Ивановиче. Так вот!..
«Джулия» скользила по жемчужно-зеленой воде лагуны. На островах раскинулась Венеция — старинные дворцы и церкви, каменные щербатые улочки, шумные траттории, темные от времени и сырости дома, отраженные черным зеркалом каналов.
В лучах лунного света сверкала песчаная коса, отделяющая лагуну от Адриатики. Там, где она расчленялась проливами, вставали прямо из воды курортные городки Порто-Лидо и Порто-Маламоко.