Дунайские ночи (Художник Г. Малаков)

С наступлением сумерек Дунай Иванович, как обычно, отправился на подводную тренировку. Спустился по каменным ступенькам лестницы, вошел в воду и прощально оглянулся на высокие каменные стены. Нет, он совсем не презирал монастырь. Здесь учили его взрывать английские, советские, американские корабли, мосты, подводные лодки, нефтепроводы, мачты высоковольтных передач, плотины, шлюзы. А он обернет эту злую науку против гитлеровцев.

Чезаре Браттолини ждал его там же, где вчера встретил. И не один. С ним был широколицый темноволосый человек в непромокаемой рыбачьей куртке. Незнакомец хорошо говорил по-итальянски, но назвался Иваном. Засмеялся и добавил по-русски:

— Теперь всех русских называют Иванами. Где только не сражается наш брат! В Италии, на греческих островах, во Франции, на Балканах, в Татрах, на Висле!… Значит, вы с Дуная?

— Допустим… — Черепанов лукаво взглянул на старого рыбака и, не выдержав, рассмеялся. — Здравствуйте, товарищ! Вот так обрадовали. Вот так подарок! — Мокрой и скользкой, обтянутой резиной рукой он схватил руку Ивана. — Верно, брат, где только мы не встречаемся! Где буря, там и мы. Здорово, друг!

— Здравствуй, Дунай Иванович. Кажется, так тебя величают. И я радовался, когда узнал, в какую ты шкуру залез. Значит, царевич-лягушка добрую работу ищет?

— Да, ищу.

— Что ж, мы предоставим.

— Кто это «мы»? — улыбнулся Черепанов.

— Партизаны Венеции.

. — И рад бы, но… меня ждет работа дома, на Черном море, на Дунае.

— Опасно туда добираться. Патрули, облавы, гестапо, квестура!… Зачем рисковать? Здешние гитлеровцы тоже наши заклятые враги. Ну?

Черепанов молчал, раздумывал, вглядывался в Ивана.

— А вы кто? Как попали сюда?

— Офицер советской армии. Коммунист. Был в плену. Бежал в итальянские Альпы. Создал партизанский отряд. Считаю себя в этих широтах представителем советского командования и партии большевиков.

Все сразу прояснилось. У Черепанова не было больше вопросов. Он сказал:

— Слушаю вас, товарищ.

— Не покидай монастырь. Ты нам нужен здесь.

— Что я должен делать?

— Нуждаемся в оружии. Венецианский арсенал для нас игольное ушко, а для тебя — пролив. По ночам ты должен проникать в арсенал и снабжать нас взрывчаткой, гранатами, ручными пулеметами.

— Сделаю.

— Добычу будет принимать Чезаре Браттолини.

— Выходит, вы были уверены, что я останусь?

— А как же! По рассказам Чезаре я понял, что ты парень стоящий.

Капитон Черепанов остался в соединении «К». Незадолго до падения Берлина вернулся на родину…

Шатров и Гойда приехали на заставу. Капитона Черепанова на месте не оказалось. Укатил в устье Дуная. Каждый год он проводит отпуск на острове Лебяжьем: рыбачит в протоках и озерах, охотится в плавнях, ходит на моторной шаланде на взморье.

— Что ж, поедем на Лебяжий, — сказал Шатров.

НА ЛЕБЯЖЬЕМ И ТОПОЛИНОМ ОСТРОВАХ

В штабе Шатрову и Гойде предоставили специальный катер «Измаил». Неказистый с виду, с небольшой осадкой, замаскированный под обычную шаланду, он имел мощный мотор, радио, прожектор. В бортовом кармане лежало снаряжение подводного бойца и запасные баллоны с кислородом.

Ночью двинулись вниз, в гирло Дуная, к острову Лебяжьему.

За штурвал «Измаила» сел Смолярчук. На нем был старенький бушлат, измятая кепка и черная сатиновая рубаха.

Шатров и Гойда тоже были в штатском.

Шли быстро, под ясным, полным звезд небом. Сидели на корме. Курили. Вглядывались в темные берега. Попутный ветер срывал с Дуная холодную водяную пыль. Высоко-высоко, у чистых звезд, курлыкали журавли, прилетевшие на зимовку.

Гойда бросил недокуренную сигарету, взглянул на Шатрова, погруженного в какие-то думы.

— Можно задать вам деликатный вопрос?

— Если только очень деликатный!

— Вы давно знакомы с ним… с Дунаем Ивановичем?

— Давненько.

— С тех пор?

— С каких?

— С тех пор, как вы оба были Иванами?

— Раньше, и намного.

Гойда улыбнулся.

— Я так и думал.

«Измаил» сбавил ход, попутный ветер уже не помогал ему. Он дул теперь сбоку, со стороны плавней, и был сырой, холодный, почти осенний. Дунай стал бугристым. Из прибрежных кустарников, мелководных протоков и камышовых зарослей выползал густой вязкий туман. Скрылось под набежавшими тучами и звездное небо.

— Ну и благодатный дунайский сентябрь!… — Шатров накинул на плечи пропахшую рыбой телогрейку. — Далеко до Лебяжьего?

— Не заждетесь, — откликнулся Смолярчук.

На самом малом, почти ощупью, держась средины фарватера, пробивались вниз.

Лебяжий внезапно выступил из седой мглы и преградил дорогу — черный, окольцованный крутой, травянистой дамбой, защищающей остров от весеннего половодья. По ее гребню тянулась двойная шеренга молодых осокорей.

«Измаил» пришвартовался у крохотной бревенчатой пристани.

Смолярчук заглушил мотор, поднялся из-за штурвала.

— Вот мы и на родине Дуная Ивановича! Не ждет он гостей в такой ранний час.

Туман таял, уползая в плавни, в глухие дебри камышей. Ветер могучим своим крылом расчищал небо. Оно уже было светло-зеленым, чуть опаленным на востоке.

Ночная темнота отступала за дамбу, за крытые камышом хаты, за сад.