Дунайский лоцман

Однако для этого надо возвратиться в каюту, а Ладко понял, что и это неисполнимо. Он не мог двигаться ни вперед, ни назад и, если не позовет на помощь, неизбежно принужден будет оставаться в этой мучительной позе.

Напрасно он бился. Все было бесполезно. Он попал в ловушку.

Сергей Ладко перевел дыхание, когда неожиданный шум шагов заставил ощутить неизбывное отчаяние. Приближалась новая грозная опасность; произошло то, чего не случалось за время его пребывания в темнице: у двери остановились, шарили ключом возле замочной скважины, вставили ключ…

Движимый отчаянием, лоцман напряг мускулы в сверхчеловеческом усилии…

Тем временем ключ повернулся в замке… щелкнул пружиной… оставалось только толкнуть дверь.

Глава XII ИМЕНЕМ ЗАКОНА

Открыв дверь, Стрига в нерешительности остановился на пороге. В каюте было совершенно темно. Он ничего не видел, кроме смутного прямоугольника окна. Где-то в углу валяется пленник, но его не различишь.

— Титча! — нетерпеливо позвал Стрига.— Свету!

Титча поспешил принести фонарь, дрожащий блик осветил каюту. Двое обежали ее быстрым взглядом, удивленно посмотрели друг на друга. Каюта оказалась пуста. На полу — обрывки веревок, порванная брошенная одежда и никаких следов пленника.

— Ты объяснишь мне…— начал Стрига.

Вместо ответа Титча бросился к окну и провел пальцем по косяку.

— Удрал,— сказал он, показывая окровавленный палец.

— Удрал! — с проклятием повторил Стрига.

— Но недавно,— продолжал Титча.— Кровь еще свежая. Впрочем, не прошло и двух часов, как я приносил ему еду.

— И ты ничего не заметил?

— Совершенно ничего. Он был связан, как сосиска.

— Дурак,— заворчал Стрига.

Титча распростер руки, ясно выразив этим жестом, что он не понимает, как произошло бегство, и что, во всяком случае, не считает себя виноватым. Стрига этим не удовлетворился.

— Да, дурак,— повторил он яростно, вырвал фонарь из рук пособника и провел расплывчатым лучом по каюте.— Надо было почаще посещать пленника и не доверять видимости… Ага! Смотри на этот кусок железа, отполированный трением. Это им он перетер веревку… Ему понадобились на это дни и дни… И ты не заметил ничего!… Можно ли быть таким ослом!

— Когда ты кончишь? — возразил Титча, в свою очередь рассердившись.— Что я тебе, собака?… Раз уж тебе так нужен был этот Драгош, сторожил бы его сам!

— У меня хватает других обязанностей и забот,— сказал Стрига.— Но прежде всего, Драгоша ли мы тут держали?

— Так кто же это, по-твоему?

— А я знаю? Я вправе предполагать что угодно, раз ты так выполняешь поручения. Ты его узнал, когда схватил?

— Не могу поклясться, что узнал,— сознался Титча,— потому что он сидел спиной…

— Эх!…

— Но я прекрасно узнал лодку. Это та самая, которую ты мне показывал в Вене. Уж в этом-то я уверен.

— Лодка!… Лодка!… Наконец каков он был, твой пленник? Высокий?

Сергей Ладко и Иван Стрига были совершенно одинакового роста. Но лежащий человек кажется, неизвестно почему, гораздо выше стоящего, а Титча видел лоцмана только распростертым на полу тюрьмы. Вот почему он без всяких колебаний ответил:

— На голову выше тебя!

— Это не Драгош! — пробормотал Стрига, который знал, что он выше сыщика. Он раздумывал несколько мгновений, потом спросил: — Походил он на кого-нибудь из твоих знакомых?

— Моих знакомых?— возразил Титча.— Ничуть!…

— Например, не смахивал ли он на Ладко?

— С чего ты взял? — вскричал Титча.— За каким чертом Драгош будет смахивать на Ладко?

— А если нашим пленником был не Драгош?

— Тем более он не мог был Ладко, его-то я знаю достаточно, черт побери, чтобы не ошибиться.

— Отвечай на мои вопросы,— настаивал Стрига.— Походил он на Ладко?

— Ты бредишь,— протестовал Титча.— Прежде всего, у Ладко борода, а у пленника не было.

— Бороду можно сбрить,— заметил Стрига.

— Я не спорю… А потом, наш пленник носил очки.

Стрига пожал плечами.

— Брюнет он или блондин?

— Брюнет,— убежденно ответил Титча.

— Ты в этом уверен?

— Вполне!

— Тогда это не Ладко!…— снова проворчал Стрига.— Это должен быть Илиа Бруш…

— Какой Илиа Бруш?

— Рыболов.

— Ба! — воскликнул ошеломленный Титча.— Но если пленник не был ни Ладко, ни Драгошем, тогда не важно, что он улизнул.

Стрига, не отвечая, приблизился, в свою очередь, к окну. Осмотрел следы крови, высунул голову наружу и напрасно пытался рассмотреть что-нибудь в темноте.

— Давно ли он скрылся? — спросил он вполголоса.

— Не больше двух часов, я уже говорил,— ответил Титча.

— Ну, тогда он далеко! — вскричал Стрига, с трудом подавляя гнев. После момента раздумья он прибавил: — Сейчас делать нечего. Ночь слишком темна. Птичка улетела, доброго пути! А мы пустимся в путь перед рассветом, чтобы как можно скорее оставить позади Белград.

Мгновение он оставался в задумчивости, потом, не говоря ни слова, оставил каюту и вошел в противоположную. Титча навострил уши. Сначала он не слышал ничего; но скоро через закрытую дверь на него донеслись постепенно усиливающиеся раскаты атаманского голоса. С презрением пожав плечами, Титча пошел спать.

Стрига неверно рассуждал о бесполезности немедленных поисков: беглец ушел недалеко.