Дунайский лоцман; Кораблекрушение «Джонатана»: романы

Но это заблуждение полиции, по крайней мере, легко рассеять. Достаточно чистосердечно рассказать о непонятном приключении, жертвой которого он стал. Может быть, правосудие окажется более проницательным и распутает темное дело. Решив все это рассказать, Сергей Ладко нетерпеливо ожидал, когда господин Рона позволит ему вставить слово. Но судью, что называется, понесло. Теперь он заходил по кабинету из угла в угол и бросал в лицо обвиняемому горстями аргументы, которые считал неотразимыми.

— Если вы не Ладко,— продолжал он с возрастающей горячностью,— как получилось, что после ограбления виллы Хагенау, совершенного по несчастной случайности как раз в то время, когда вы покидали баржу, произошло воровство — да, простое воровство! — в деревне Шушек в ночь на шестое сентября, именно в ту ночь, которую вы должны были провести против этой деревни? Если, наконец, вы не Ладко, почему и зачем находился в вашей лодке портрет, подаренный мужу вашей женой Натчей Ладко?

Господин Рона целил метко, и его последний аргумент произвел поразительный эффект. Лоцман опустил голову, и по его лицу катились крупные капли пота.

А судья продолжал еще громче:

— Если вы не Ладко, почему этот портрет исчез в тот день, когда вы почувствовали, что вам грозит опасность? Рисунок лежал в сундуке у правого борта. Его там больше нет. Его присутствие вас обвиняло; его отсутствие вас приговаривает. Что вы на это скажете?

— Ничего,— глухо пробормотал Ладко.— Я совершенно не понимаю, что со мной происходит.

— Прекрасно поймете, если захотите! Прервем на время наш интересный разговор. Вас отправят обратно в камеру, где вы можете предаваться размышлениям. А пока подведем итоги сегодняшнему допросу. Вы заявляете: во-первых, вас зовут Илиа Бруш; во-вторых, вы получили приз на конкурсе в Зигмарингене; в-третьих, проживаете в Сальке; в-четвертых, ночь с двадцать восьмого на двадцать девятое августа вы провели именно в этом поселке. Все это будет проверено. Со своей стороны я утверждаю; первое: ваше имя — Ладко; второе: ваше местожительство — Рущук; третье: в ночь с двадцать восьмого на двадцать девятое августа с помощью многочисленных сообщников вы ограбили виллу Хагенау и участвовали в покушении на убийство сторожа Христиана Хоэля; четвертое: вам приписывается кража в ночь с пятого на шестое в Шушеке, жертвой которого стал некий Келлерман; наконец, вы обвиняетесь в других многочисленных грабежах и убийствах, совершенных в придунайских областях. Расследование этих преступлений начато. Вызваны свидетели, будут устроены очные ставки… Подпишете протокол допроса… Нет?… Как угодно!… Стража, увести обвиняемого!

Чтобы вернуться в тюрьму, Сергею Ладко снова пришлось идти через толпу и слушать враждебные выкрики. Народный гнев, казалось, еще увеличился за время долгого допроса, и полиция с трудом оберегала заключенного от расправы.

В первых рядах ревущей толпы стоял Стрига. Он пожирал глазами узника, так неожиданно занявшего его место. Но он не узнавал этого человека: бритого, с черными волосами, в темных очках,— загадка оставалась загадкой.

Стрига задумчиво удалился вместе с остальными зеваками, когда двери тюрьмы закрылись. Решительно, он не знал арестованного. Это не был, во всяком случае, ни Драгош, ни Ладко. А если так, то какое ему дело до Илиа Бруша или всякого другого? Кто бы ни был обвиняемый, важно, что он отвлек внимание правосудия, и Стрига не видел больше причин задерживаться в Землине, он решил завтра же отправиться на свою шаланду.

Но утром чтение газет заставило его изменить свои намерения. Дело Ладко велось в строгом секрете, и потому печать настойчиво стремилась проникнуть в тайну следствия, и, надо сказать, ей это во многом удалось.

Газеты излагали достаточно подробно содержание первого допроса, сопровождая отчеты комментариями, неблагоприятными для обвиняемого. Вообще журналисты удивлялись упорству, с которым арестованный пытался представиться простым рыболовом Илиа Брушем из маленького городка Салька. Какой интерес держаться подобной линии защиты, если хрупкость ее очевидна? По сведениям прессы, господин Изар Рона уже направил в Грон следственную комиссию. Вскоре и в Сальку отправится чиновник и произведет дознание, оно разобьет, несомненно, все утверждения обвиняемого. Илиа Бруша будут искать и найдут… если он существует, что очень сомнительно.

Эти новости повлияли на Стригу. Странная мысль пришла ему в голову и вполне сложилась, когда он кончил читать. Разумеется, очень хорошо, что правосудие схватило невиновного. Но будет еще лучше, если оно его не выпустит. А что для этого нужно? Представить им Илиа Бруша во плоти и крови и тем самым окончательно уличить в обмане настоящего Илиа Бруша, рыболова-лауреата, того, кто под этим именем заточен в землинской тюрьме. Это доказательство добавится к тем, которые уже привели к аресту, и, может быть, окажется самым веским для решительного приговора, к большой радости подлинного преступника.