Дунайский лоцман; Кораблекрушение «Джонатана»: романы

— Хороша и можжевеловая,— согласился Титча.

Карл Драгош обернулся к хозяину, ожидавшему приказаний.

— Вы слышали, дружище? Ну, живо!

Пока хозяин суетился, Карл Драгош с одного взгляда оценил того, с кем предстояла борьба. Широкие плечи, бычья шея, низкий лоб, прикрытый густыми седеющими волосами, одним словом, типичный экземпляр ярмарочного борца низшего сорта.

Когда принесли бутылки и стаканы, Титча завел разговор сначала:

— Вы сказали, что знаете меня?

— А вы в этом сомневаетесь?

— И что, вам известно дело в Гроне?

— Конечно, мы там работали вместе.

— Невозможно!

— Но верно.

— Ничего не понимаю,— бормотал Титча, напрасно стараясь вспомнить.— Нас было все-таки только восемь…

— Простите,— перебил Драгош,— нас было девять, потому что я был там.

— Вы приложили там руку? — настаивал мало убежденный Титча.

— Да, и в вилле, и на поляне. Это я вел повозку.

— С Фогелем?

— С Фогелем.

Титча одно мгновение раздумывал.

— Этого не может быть,— запротестовал он.— С Фогелем был Кайзерлик.

— Нет, я,— не смущаясь, возразил Драгош.— Кайзерлик оставался с вами.

— Вы в этом уверены?

— Вполне! — заявил Драгош.

Титча, казалось, заколебался. Бандит не блистал сообразительностью. Не заметив, что сам же и открыл существование Фогеля и Кайзерлика так называемому Максу Рейнольду, он посчитал доказательством, что тот действительно знал имена раньше.

— Стаканчик можжевеловки? — предложил Драгош.

— От этого не отказываются, — молвил Титча.

Потом, опорожнив стакан одним духом, он пробормотал, наполовину убежденный:

— Это любопытно. Мы в первый раз замешали чужака в наши дела.

— Надо же когда-то начинать,— возразил Карл Драгош.— Я не буду чужаком, когда меня примут в шайку.

— В какую шайку?

— Бесполезно хитрить, приятель. Ведь это уже решено.

— Что решено?

— Что я буду вашим.

— С кем решено?

— С Ладко.

— Да тише ты,— грубо перебил Титча.— Я уже предупреждал, что надо хранить это имя для себя.

— На улице! — возразил Драгош.— А здесь?

— Здесь, как и везде, как во всем городе, понятно?

— Почему? — спросил Драгош наудачу.

Но Титча еще сохранил остатки недоверия.

— Если вас спросят,— молвил он осторожно,— говорите, что вы его не знаете, приятель. Вам многое известно, но не все, как я вижу, и не вам водить за нос такую старую лисицу, как я.

Титча ошибался: не ему было тягаться с таким игроком, как Драгош, и старая лисица попалась умелому охотнику. Трезвость не была главным качеством бандита, и сыщик, как только это обнаружил, решил сразу же использовать уязвимое место противника. Его настойчивым предложениям бандит сперва сопротивлялся, но слабо. И вскоре стаканы можжевеловой следовали за стаканами ракии и наоборот. Воздействие уже сказывалось. Глаза Титчи начали блуждать, язык отяжелел, благоразумие исчезало.

— Итак, мы говорили,— вяло бормотал Титча,— что это условлено с атаманом?

— Условлено,— подтвердил Драгош.

— Он хорошо сделал… атаман,— заявил Титча, который в опьянении начал разговаривать с собеседником на ты.— У тебя вид настоящего парня, товарищ.

— Ты смело можешь это утверждать,— в тон ему ответил Драгош.

— Тогда, вот!… Ты его не увидишь… атамана…

— Почему?

Прежде чем ответить, Титча наполнил стакан ракией и выпил двумя глотками. Потом хрипло сказал:

— Атаман… отправился.

— Его нет в Рущуке? — настойчиво спросил сильно разочарованный Драгош.

— Нет больше.

— Значит, он здесь был?

— Четыре дня назад.

— А теперь?

— Отправился к морю на шаланде.

— Когда он должен вернуться?

— Недели через две.

— Две недели отсрочки! Эх, вот мое счастье! — вскричал Драгош.

— Ты, верно, очень раззадорился войти в компанию? — с грубым смехом спросил Титча.

— Черт! — ответил Драгош.— Я — крестьянин, а дельце в Гроне принесло мне за одну ночь больше, чем за целый год копания в земле.

— Это тебя и разлакомило! — решил Титча с раскатистым хохотом.

Драгош сделал вид, будто только заметил, что стакан его собутыльника пуст, и поспешил его наполнить.

— Ты совсем не пьешь, товарищ! — вскричал он.— За твое здоровье!

— За твое! — повторил Титча, опоражнивая стакан уже одним махом.

Сведения, полученные полицейским, оказались обильны. Он узнал, сколько сообщников в дунайской шайке: восемь, по словам Титчи; имена трех из них и даже четырех, считая атамана; назначение шаланды; море, где, без сомнения, судно заберет добычу; базу для операций: Рущук. Когда Ладко вернется сюда через две недели, все будет готово, чтобы арестовать его немедленно, если не удастся схватить бандитов в устье Дуная.

Но все-таки немало еще оставалось неразрешенных вопросов. Карл Драгош подумал, что, может быть, ему удастся прояснить, по крайней мере, хоть один, пользуясь опьянением собеседника.

— Почему же,— спросил он равнодушно после некоторого молчания,— ты не хотел, чтобы я произносил имя Ладко?

Совершенно пьяный, Титча бросил мутный взгляд на компаньона, потом, в приливе внезапной нежности, протянул ему руку:

— Я все тебе скажу, ведь ты друг! — пробормотал он.

— Да!

— Брат!

— Да!

— Молодец, боевой парень!

— Да!

Титча взглянул на бутылки.

— По стаканчику можжевеловки? — предложил он.

— Кончилась,— ответил Драгош.