Какое неожиданное и ужасное потрясение испытала
Жанна Бакстон!
Если бы она увидела в этой подземной тюрьме одного из тех, кого только что оставила на заводе, если бы даже нашла там своего брата Джорджа Бакстона, в смерти которого была уверена десять лет, она не была бы так поражена.
Пробужденный внезапным светом, человек поднялся на кровати, поставленной в углу комнаты. Одетый в лохмотья, сквозь дыры которых просвечивало тело, покрытое бесчисленными ранами, худой, как скелет, он с трудом пытался распрямиться, поворачивая к свету расширенные от страха глаза.
Но, несмотря на ужасные следы долгих пыток, несмотря на изможденное лицо, бороду и всклокоченные волосы, Жанна Бакстон не могла обмануться и без колебания узнала несчастного узника.
Совершенно невероятным и поразительным было чудо, что в глубине блекландской темницы она узнала того, кого оставила шесть месяцев назад в Англии за мирным трудом.
Этот человеческий обломок, это замученное существо был ее брат Роберт-Льюис Бакстон.
Шатаясь, с глазами, вышедшими из орбит, охваченная суеверным ужасом, Жанна оставалась недвижимой и немой.
– Льюис! – воскликнула она, наконец, устремляясь к несчастному брату, который бормотал с растерянным видом:
– Жанна! Ты здесь! Здесь!
Они упали друг другу в объятия и долго рыдали, не в силах вымолвить ни слова.
– Жанна! – прошептал, наконец, Льюис. – Как могло случиться, что ты пришла ко мне на помощь?
– Я расскажу потом, – ответила Жанна. – Поговорим о тебе. Объясни мне…
– Я ничего не могу сказать! – вскричал Льюис с жестом отчаяния. – Я ничего не помню. Пять месяцев назад, 30 ноября, в моем кабинете я был оглушен жестоким ударом в затылок. Я очнулся связанным, с заткнутым ртом, в каком-то ящике. Меня перевозили, как багаж, двадцатью разными способами. В какой я стране? Не знаю… Вот уже четыре месяца, как я не покидаю этого каземата, и каждый день мое тело терзают щипцами, меня бьют бичом…
– О! Льюис! Льюис! – застонала Жанна, рыдая. – Но кто же этот палач?
– Это – самое худшее… – печально начал Льюис. – Ты даже не отгадаешь, кто предается таким жестокостям… –
Льюис внезапно замолк.
Его протянутая рука указывала на что-то в коридоре, а глаза выражали неописуемый ужас.
Жанна посмотрела на дверь. Она побледнела, и рука ее вытащила из-за корсажа оружие, найденное в Кубо, в могиле брата. С глазами, налитыми кровью, с пеной на губах, с хищно оскаленными зубами, свирепый, ужасный, отвратительный, перед ними стоял Гарри Киллер.
ГАРРИ КИЛЛЕР
– Гарри Киллер! – вскричала Жанна.
– Гарри Киллер? – спросил Льюис Бакстон и удивленно посмотрел на сестру.
– Он самый, – проворчал Киллер хриплым голосом.
Он сделал шаг вперед, и его громадная фигура загородила всю дверь. Он опирался о косяки, стараясь утвердить равновесие, сильно поколебленное вечерними возлияниями.
– Это так, по-вашему, сдаются? – забормотал он со злобой. – Мадемуазель устраивает свидания без ведома будущего мужа?..
– Мужа?.. – повторил удивленный Льюис.
– Или вы думаете, что я уж так сговорчив? – прибавил
Гарри Киллер, войдя в темницу и протянув к Жанне свои огромные волосатые руки.
– Не подходите! – вскричала Жанна, размахивая кинжалом.
– Oхo! – иронически заметил Гарри Киллер. – У осы есть жало!
Все же он благоразумно остановился посреди камеры, не спуская глаз с кинжала, которым грозила ему Жанна
Бакстон.
Воспользовавшись его нерешительностью, она увлекла с собой брата к двери, отрезая таким образом отступление противнику.
– Да, я имею оружие, – отвечала она дрожа, – и какое оружие! Я нашла этот кинжал в могиле… в Кубо!
– В Кубо? – повторил Льюис. – Не там ли, где
Джордж…
– Да, в Кубо, где пал Джордж, погибший не от пули, но сраженный этим оружием, на котором написано имя убийцы – Киллер!
Гарри Киллер сделал шаг назад при упоминании о драме в Кубо.
Бледный, растерянный, он оперся о стену каземата и смотрел на Жанну с каким-то страхом.
– Киллер, говоришь ты? – вскричал в свою очередь
Льюис, – Ты ошибаешься, Жанна. Не таково имя этого человека… Оно другое, оно еще хуже и не ново для тебя…
– Другое?
– Да… Ты была еще малюткой, когда он нас покинул, но много раз слышала о нем. Это сын твоей матери, Вильям
Ферней, это твой брат!
Разоблачение, сделанное Льюисом Бакстоном, произвело совершенно различное впечатление на двух других действующих лиц этой сцены. В то время, как Жанна, уничтоженная, бессильно опустила руку, Вильям Ферней –
оставим за ним отныне его настоящее имя – вновь получил всю свою самоуверенность. Казалось, он сразу протрезвился. Он выпрямился и устремил на Жанну и Льюиса взгляд, горящий ненавистью и неумолимой жестокостью.
– А! Так вы Жанна Бакстон! – произнес он свистящим голосом. И он повторил еще раз, скрипя зубами: – А! Так вы Жанна Бакстон!
И внезапно, давая выход всем своим скверным чувствам, он заговорил так быстро, что не успевал выговаривать слова. Он выкрикивал короткие, обрубленные фразы, задыхаясь, глухим голосом, с безумными глазами:
– Я восхищен!. Да, правда, я восхищен!. Ага! Вы были в Кубо!.. Да, верно, я его убил… Вашего брата Джорджа…