Dung beetles

Мальчик поднял глаза, холод стоянки зимовщиков постепенно отступил освобождая место теплу и уюту читального зала, Мери улыбнулась ему лицом тети Вари.

— Давай, давай, дружок, время уже. Пора тебе.

Артём вложил в книгу закладку — куриное перо, аккуратно закрыл ее и отдал библиотекарю.

— Теть Варь, можно я завтра пораньше прийду?

— Конечно. — Женщина снова улыбнулась.

— Спасибо, до завтра.

— До завтра Темочка, до завтра.

Мальчик подхватил портфель, выскочил из библиотеки, побежал, потом остановился и медленно побрел к нависшей над ним школе.

Старое дореволюционное здание, из грязного, кроваво-красного кирпича, угрюмой массой нависало над школьным плацем где в начале и конце года проводились торжественные линейки. Раньше в этом здании были казармы и, здесь же, камеры для идущих по этапу преступников. Потом, после революции, к зданию пристроили парадный подъезд с высоким козырьком и подпиравшими его тонкими белыми колоннами от чего оно сразу стало похоже на старуху опирающуюся на костыли. Приколотили около входа табличку с поименным списком содержавшихся здесь революционеров и объявили школой. А в пятидесятых годах табличку отломали и повесили мраморную доску, которая сообщала, что здесь были зверски замучены и расстреляны те же революционеры, а в одном из классов организовали музей, где главными экспонатами были орудия пыток применявшиеся при царском режиме.

Артёмка поднялся на крыльцо, привычным усилием потянул на себя огромную дубовую дверь с циклопической медной ручкой и немедленно проскочил в образовавшуюся щель. Дверь за его спиной привычно запечатала выход.

— Ползи, навозник! — От удара в спину Артём упал, растянулся на полу, из открывшегося портфеля высунулись учебники.

— Хорошо не разлетелись, как в прошлый раз. — Подумал мальчик. — А то пришлось бы снова за ними по всему коридору бегать, собирать, пока эти бы их пинали. — Он молча поднялся, втряхнул учебники в портфель, застегнул его, повернулся к толкнувшему его ученику.

— Новенький? — Спросил Артём стоявшего напротив него парня, тот был на голову выше и на два класса старше.

— А тебе-то что? Навозник.

— А-а… — Протянул Артём. — То-то я и смотрю — дурак.

Парень немедленно схватил его за лацканы пиджака и подтянул к себе.

— Чо?! А ну на колени и молись, навозник!

— Ну так и есть — дурак. — Вслух констатировал Артём. — Попробуй тронь, боль проходит, гордость остается, а тебе потом всю жизнь боятся.

— Что ты сказал! — Взревел старшеклассник замахиваясь.

— Оставь его, Толян, он псих. — Остановил кто-то.

— Ладно, гуляй, зассанец. — Толян отпихнул мальчика, от чего тот снова упал, старшеклассники загоготали.

— Зассанец, так зассанец, как скажешь. — Артёмка поднялся, подобрал портфель и молча отправился в столовую.

В школе его не ненавидели и не презирали, просто он был чужой, не такой как они, городские. Он не интересовался их детскими шалостями, не пробовал курить, не задирал девчонок, никогда не сбегал с уроков, у него всегда было выполнено домашнее задание, и он с удовольствием брался за дополнительные работы: готовил доклады, собирал гербарии и прочее. Они считали, что это из желания подмазаться к учителям, наивные — лишь желание занять себя в бесконечно скуке единственного деревенского ребенка. Лишь одно бесило его и давало одноклассникам неистощимый повод для издевок — въевшийся запах навоза. В первом классе Артёмка плакался тогда еще живой бабушке на издевательства одноклассников и то, что они его дразнят жуком-навозником. Бабушка выслушивала, гладила по голове, но ничего кроме утешения предложить не могла.

— Не плакай, Темочка. — Говорила она. — Это они от скудоумия. У коровки навоз чистый, хороший, им и дом, и душу почистить можно. А жучок тот добрый, он тлю проказливую пужаить, живет и зла никому не делает.

Артёмка успокаивался. И так изо дня в день, из четверти в четверть. Потом привык и перестал обращать на обидное прозвище внимание, представляя себя, то бледнолицым в плену у индейцев, то пакея в деревне маори, то Ермаком у кераитов. Эта «защитная реакция души» работала без сбоев, а тело нужно было лишь спрятать в библиотеке, до самого начала уроков.

В пятом классе он наткнулся в школьной библиотеке на книгу об индийских религиях, где не без удивления нашел подтверждение словам бабушки: оказалось, веды, коровий навоз считают весьма полезным и практичным, им мыли не только дома, но и храмы, школы-гурукулах. Более того, отвары из коровьего пометы, использовали как лекарство от головной боли и бессонницы. Артёмка рассказал о своей находке бабушке, она рассмеялась.

— Темочка, да на Руси в деревнях отродясь избы с коровьим пометом мыли, да с ним же стирали. После него и в доме дух хороший, как в поле свежекошеном, да спится на таких простынях как на сеновале. А тебя, когда маленький болел, завсегда коровьими лепешками грели, от кашля до сих пор еще ничего лучше не придумали.

— Вот оно! — Подумал Артём, и через неделю на уроке биологии читал доклад о коровьем навозе.