Севинье. Если бы вы слышали, что говорила мадам Боревер, вы бы очень усомнились в ее добродетелях.
Лабланш. Не знаю.
Севинье. Это сильный противник. Она в сто раз сильнее мужа…
Лабланш. И прежде всего очень, очень хороша.
Севинье …и знает это. Во время допроса все время подкрашивалась, а мне говорила: «Простите меня, но я бы красилась, даже если бы мой любимый мужчина был слепым от рождения».
Лабланш. Очаровательно!
Севинье. Это был просто шквал обаяния и веселости… до той минуты, пока я ей не задал одного вопроса.
Морестан
Севинье. Воцарилась мертвая тишина.
Морестан. Я пометил: «тишина». Ответ: «Почему вы меня об этом спрашиваете?» Вопрос: «Когда вы вошли в комнату, они еще были у вас на руках?» Ответ: «Не знаю, возможно. Я возвращалась из гостей, когда услышала выстрел. Возможно, я не успела их снять».
Лабланш. Великолепный ответ.
Севинье. Тем более великолепный, что она добавила: «Да нет, я уверена, я была в перчатках и даже об этом говорила инспектору Кола на первом допросе».
Лабланш. Вот видите!
Севинье. Но с этой самой минуты она уже стала совершенно другой. Куда исчезла оживленность! Косметическую сумочку она мигом захлопнула. Она поняла, что муж ее раскололся.
Лабланш
Севинье
Морестан. Господин следователь настоящий виртуоз!
Лабланш. Виртуозность в сторону. На чем же она поймалась?
Севинье. На внешне очень безобидном вопросе. Я ее спросил, почему она так протестовала, когда я сказал, что хочу допросить ее мужа без нее. Не потому ли, что боялась, что он собьется с текста, который она с ним разучила?
Лабланш. Детская ловушка!
Севинье …в которую она тем не менее попалась!
Морестан
Севинье. Я как бы с сожалением признался, что она угадала. И прочел ей показания Боревера.
Лабланш. Ах да…
Севинье. Ну и тогда мы удостоились лицезреть водопад слез.
Морестан. Плачет она, наверно, соляной кислотой.
Севинье. И тогда голосом, прерывающимся от рыданий, она стала обвинять его.
Морестан. Ответ: «Когда я вошла в комнату, я увидела мужа, склонившегося над Жозефой. На какое-то мгновение мне даже показалось, что он и ее убил. Он метался как загнанный зверь. Во мне заговорила жалость, и я вспомнила, что я его когда-то любила. И тогда (вы можете меня осудить за это, господа) я решила стать его сообщницей. Сообщницей человека, который теперь меня обвиняет. Этими перчатками, о которых я и сама говорила и о которых он осмелился вам говорить, я вытерла револьвер и вложила в руку Жозефы. А теперь он обвиняет меня в том, что стреляла я!»
Лабланш
Морестан
Лабланш
Морестан. «Он меня предупредил». Это мадам Боревер говорит. «Он мне сказал: „Если меня прижмут, я обвиню тебя“. Он мстит мне за мои деньги, за свою впустую прожитую жизнь. Он мстит мне за то, что существует только за мой счет».
Лабланш. Я предпочитаю версию жены версии мужа.
Севинье. Вот как?
Лабланш. Вы, разумеется, устроили им очную ставку?
Севинье. Немедленно. Это было отвратительно! Но я сказал, чтобы записывалось каждое слово.
Морестан
Лабланш. Непечатное слово пропустим!
Морестан
Лабланш. Это ужасно!
Севинье
Морестан
Севинье. То, то!
Лабланш. Да наплевать!
Морестан. Простите, но я хочу разобраться. Этим… нет, этим… Вот!