Дура – Бенина мать

Глазов: Ты опять ничего не понял. Не спеши осуждать, прокурор фигов! Обижаться в жизни можно только на себя. Держать обиду на кого-то неумно и даже вредно. Обидчик сам быстро нарывается на киллера. В тебе сейчас только зависть и злость, поэтому ты из сильного драчуна-мальчишки превратился в слабого человека… А тот очкарик-то твой наверняка стал сильным… И дело тут вовсе не в свободе, о которой стрекочут вокруг…

Бутов: Среди них сейчас многие дорвались до власти…А вот почему заработав деньги, многие рванули из России?

Глазов: Сначала думали, что Россия – оковы, а на самом деле, где еще такая почва для осмысления жизни… Да и рванули, положим, не все. Это, знаешь, скорее запретный плод. Многие скоро поняли, что от России очень трудно оторваться духовно…Другие, не менее мудрые, мыслят по-иному: «Здесь, конечно, я в говне, но в своем – стерпеть можно. А если уеду – могу оказаться в чужом»… Вот тебе никуда ехать не надо, потому что там сразу заклюют…

Бутов: Почему? Я тоже … Свободный человек…

Глазов: Свободный от мыслей. С полным их отсутствием. Как в химии, непотопляемый «свободный радикал».

Бутов: Слышь… Ильич… Я забыл, что такое «радикал»?

Глазов: Это кретин, который рождает кал.

Бутов: Да ну тебя…

Глазов: (немного погодя, вздыхая): А лишняя, брат, извилина, большая сила.

Бутов: А где ее взять, извилину-то?

Глазов: Ты стал жить в одиночестве, стало быть, презирая общество. У тебя должны появиться новые мысли…И ты становишься сильным…

Бутов: И много этих сейчас сильных?

Глазов: Сейчас на плаву – говно. Не вижу истинно сильных, которых можно уважать… Сильный протягивает руку, а не прячется за высокий забор или чужое гражданство.

Бутов: Слышь, Ильич, твои слова очень убедительны. За это надо выпить. (Обозревая пустую бутылку): Кончилась! Если … деньги остались, я мигом сбегаю.

Глазов (вынимая деньги): Возьми еще черного, огурчиков солененьких или капустки … Надо поесть, а то без закуски за косеем.

Бутов быстро выходит. Глазов вздыхает, оглядывается по сторонам,

Встает. Неожиданно натыкается на кого-то.

Саматова: Ты че, мужик!? Сиди спокойно.

Глазов: Ешь твою двадцать! Кто тут? (Немного оправившись от неожиданности): Ты кто?

Саматова: Бабушка в пальто.

Глазов: Женщина… Только этого не хватало… Чего прячешься и пугаешь?

Саматова: Сами шляетесь неизвестно откуда. Будете теперь сидеть, пока не нажретесь до блевотины.

Глазов: А тебе-то что?

Саматова: Да ничего! На черта вы мне сдались?

Глазов: Что же затаилась?

Саматова: Сначала сама перепугалась, потом ничего, слышу, нормальные мужики. Пьют с разговорами. Вообще я мужика не боюсь – пуганная. Но двое – немного боязно.

Глазов: А мы собирались свечку зажечь.

Саматова: Это твой придурок нашел мою свечку.

Глазов: Так ты здесь и ночуешь?

Саматова: Ты прямо, как из КГБ … Всякое бывает.

Глазов: А у нас подъем настроения!

Саматова: … Это старость в вас пробивается.

Глазов: Мы тебя не съедим…Выпивка – дело мужское. А старость… дело не простое. И не завидую я молодости. Сколько ошибок и глупостей.

Саматова: Только не надо… Неужели не завидуешь тем, кто помоложе?

Глазов: … Я только сейчас начал понимать себя и жизнь вообще…Сколько у тебя еще впереди, чтобы встать наравне.

Саматова: Не хочу наравне с пьянчугами!

Глазов: Знаешь, прошло время, когда я тоже готов был бежать за каждой юбкой.

Саматова: Неужели в таком подвале можно разглядеть женщину? В сегодняшнем обличии чувствую себя скорее бесполой…

Глазов (Вдохновенно): А ведь душа…тоже бесполая…

Саматова: Это красиво звучит, но ничего не меняет…Да и что собственно должно менять?

Глазов: Да все представление о жизни.

Саматова: Жизнь, действительно, стала забавна. Вроде все позволено, и я пытаюсь стать сильной, почти крутой…

Глазов: Это современная философия: «Все мне позволительно, но ничего не должно обладать мною».

Саматова: Я в философии ничего не смыслю…

Глазов: Когда говорите «сильная», я предполагаю, что вы ратуете за отсутствие женственности.

Саматова: Женственность?… Не знаю, сейчас что и сказать…

Глазов: Можно и не говорить.

Саматова: По правде, не хочется говорить

… Даже сказать страшно, что я пережила … С квартирой залетела по-глупости… .Хотела заработать… А остаться без жилья – это очень страшно! … И теперь – в полной заднице…

Глазов: Сейчас все стремятся оттуда вылезти.

Саматова: Это верно… А другого пути, видно, нет. Так что, кто быстрее отмоется, тот и выживет.

Глазов: Сами залезли… Из страха и желания легкой наживы. Не на кого теперь пенять.

Саматова: Но одна надежда осталась. Обратилась к одному…крутому… все ему ни почем… и не такой уж страшный, даже романтик, по-своему.

Глазов: Понравился?