Дура LEX

Наступило утро, и я уже собирался выезжать из дома, когда позвонил Джон и сказал, что Беслика и Левана перевели в Коннектикут по месту совершения преступления. Джон обещал выяснить, в какой именно тюрьме находятся клиенты, и перезвонить. Я тут же сообщил Роме эту новость и предупредил, что скорее всего потребуются коннектикутские адвокаты. Рома присвистнул и назначил встречу у меня в офисе на два часа дня. Пришел он, как всегда, со Славиком и совсем молодым парнем в спортивном костюме и куртке. Парня звали Коля. Рома сказал, что Коля только что прилетел из Москвы, чтобы оказать поддержку Левану. Коля был гораздо меньше качка Славика, хотя чувствовалось, что он очень крепкий парень. У него было особенное лицо. У Славика было лицо чемпиона спартакиады, у Коли было лицо убийцы. Не маньяка, не психа, а профессионального убийцы. Славик реагировал на жизнь вокруг, мог улыбнуться, пошутить. Коля был нейтрален. Слушал он внимательно, но сосредоточенность ничем не выдавал, просто смотрел на меня и слушал. Он не хмурил брови, не переспрашивал, не уточнял, не делал никаких лишних движений руками. Выслушав мой доклад о состоянии дел, он встал и ушел. Рома и Славик расслабились.

— Ну, что будем делать? — спросил Рома.

— Думаю, что вам нужно искать хороших адвокатов в Коннектикуте. Желательно из бывших прокуроров, которые знают расклад, знают прокурора, который будет вести дело, знают судью, в общем, местных тяжеловесов. Даже если Джон и Барри лицензированы в Коннектикуте, в чем я сомневаюсь, я бы все равно взял местных адвокатов. Но я никого там не знаю.

Через пару часов позвонил Джон Бэйкер и сказал, что завтра утром мы едем в Коннектикут.

— Ровно в восемь отъезжаем, — сказал Джон.

* * *

Вечером я исполнил просьбу Левана и поехал в «Прибой» рассказать хозяину Сереже Карповичу о наказании, которое ждет братву за лень и халатность. Еле упросил Айлин поехать со мной, так как не знал, придется ли мне выпить с Сережей. Айлин сначала отказывалась, потом накричала на меня:

— Ты же знаешь, я ненавижу этот ресторан! Из-за тебя я стану русофобкой. Невыносимо смотреть, как русские прожигают жизнь — напиваются до смерти, танцуют, потея как свиньи, свои идиотские танцы — смесь рока с гопаком времен Ивана Грозного. К счастью, я не понимаю по-русски — слушать, о чем они говорят, было бы просто невозможно. Да и все равно ничего в этом ресторане не услышишь из-за грохота, который вы называете музыкой!

— Айлин, я ведь еду по делу. Если бы не дело, «Прибой» был бы последним местом на земле, куда я хотел бы пойти. Давай одевайся — пора выходить.

— Нет, Борис, ты туда едешь не просто по делу. Что-то в этом ресторане тебя притягивает как магнит, я только не знаю, что именно. А ты знаешь, почему тебя туда тянет?

В чем-то Айлин была права. С одной стороны, пошлость русского кабака и его посетителей меня раздражала, но с другой — вид накрытого стола с расставленными тарелками и приборами, вазочками с соленьями, ведерком со льдом, из которого торчит бутылка водки, певица, готовящаяся запеть русские эстрадные песни с неимоверно пошлыми словами, — все это меня притягивало, манило, обещало что-то, чего я когда-то недополучил. Айлин недаром испытывала отвращение к русским кабакам — в них витал соленый русский секс, сладко пахло русское блядство. Американка, мать моего ребенка, чувствовала, что мое предательство начнется в русском кабаке с селедки, квашеной капусты и глупой песни.

Я знал Сережу Карповича и раньше. Он пользовался уважением в общине как правильный, живущий по понятиям бизнесмен. Конечно, сидел, еще в Союзе. Сережа накрыл стол на втором этаже. Поскольку была пятница, на первом этаже шло шоу — банкеты с тостами. Тетя Маня поздравляла Миланочку с батмицвой и дарила ей песню «Миллион алых роз». Какой-то еврей, отмечавший пятидесятилетие и успевший сделать бабки уже на первой фазе перестройки, нанял баб в кокошниках, которые, пока оркестр отдыхал, пели частушки с переделанными под его биографию словами. Друзья еврея поздравляли его, будто официально чествовали первого секретаря обкома в крупном украинском городе в середине шестидесятых. Отмечались его инициативность, принципиальность, честность. Снова грянул оркестр, поздравляя Левочку и Ниночку с серебряной свадьбой. Только оркестр отыграл про негаснущий костер, зазвенели балалайки, и через боковой вход бабы в кокошниках внесли в зал на руках… еврея-юбиляра.