Дура

Она уже успокоилась и теперь, выпрямившись и полуобернувшись, заглядывала себе за спину, в попытках рассмотреть, что же я там делаю.

Мне было мерзко. Было мерзко, пусто, стыдно, уныло, казенно, холодно и безобразно.

Тем не менее я, просунув голову между ее бедер, запечатлел на ее писечке быстрый благодарный поцелуй — все же она–то, ее беззащитная писечка, с аккуратными припухшими губками, вся такая нежная, вся такая печальная и трогательная, измазанная в моей сперме, — она–то ни в чем не была виновата; и она дала мне несколько минут кайфа.

Потом я выпрямился, пряча обратно в штаны своего коня, стирая со щеки и носа сперму, в которой измазался, целуя. Я поправлял трусы и застегивал молнию, не зная, куда деть взгляд, что сказать и что сделать.

Она, тоже не глядя на меня, быстро натянула обратно трусики, оправилась.

Потом застыла на мгновение, глядя в пол (может быть на белые капли, нападавшие с нее). Потом вдруг быстро пошагала к двери, не оборачиваясь.

- Ша.. Шалеева… — произнес я. — Лена… Лен, подожди…

Она не остановилась, не обернулась — она быстро повернула ключ и исчезла за дверью.

***

Она сдала историю на отлично. Это был единственный предмет, за который она получила больше тройки. Хотя в моем классе, на моем уроке, она не появилась больше не разу. Как ни разу мне не удалось встретиться с ней на переменах. Впрочем, я особо и не старался. Так было даже лучше.

В первый раз я увидел ее где–то через полгода после этого случая. Заметив меня, она скользнула в какой–то магазинчик.

Потом я видел ее еще пару раз. И каждый раз либо она, либо я успевали сделать так, чтобы не встретиться даже взглядом.

О ее смерти я узнал только два года спустя после того, как она погибла. Она ехала на мотоцикле со своим парнем, который, как выяснилось был совершенно пьян. Где–то на перекрестке, в пригороде, они въехали под камаз. Ей в тот день исполнилось восемнадцать.