Дурак космического масштаба

Почему я не испугался, не знаю. Страх словно бы что-то обрывает внутри меня. Но когда ушёл Дьюп, всё, что могло, уже оборвалось… Я, наверное, ещё не способен был чего-то бояться по-настоящему, думал, что самое страшное уже случилось. Подошел и вложил руки куда просили. Захваты сжали мои запястья, а цепи дернулись вверх. Впрочем, я почти стоял. И всё-таки от этой нелепой позы и металлического холода мне стало не по себе. Мерис достал из кармана цилиндрик электробича, передал второму спецоновцу. Что ж, боль от боли отличается мало. Да и импульсный бич хуже. У нас на ферме один рабочий попал под направленный импульсный сигнал. Он орал, что называется не приходя в сознание, с пеной изо рта и галлюцинациями… Но и электробич — тоже ничего, встречались мы с ним в детстве… Как-то отец пытался таким способом объяснить мне своё мнение… Я, честно говоря, до сих пор ему этого не простил. Дьюпу простил бы — у него были пару раз серьезные причины. Но он-то как раз сдержался. А у отца особых причин не было, он просто по-иному смотрел на жизнь. Но если бы Богам хотелось, чтобы мы полностью повторяли родителей, они бы нас клонировали. Так я ему тогда и сказал. Отец спал и видел, чтобы я остался на ферме… Зато я знал теперь, что нужно глубоко вдохнуть и выдохнуть. Дышать, скорее всего, в ближайшие минуты не придётся. Я не кричал, хотя и не соображал почти. Сначала от болевого шока пропало дыхание, а потом, чтобы выдохнуть, надо было ещё как-то вдохнуть. И только когда я услышал, как на ребрах лопается кожа, я смог подумать, что припомню ещё всё это Мерису. Обязательно припомню.

Цепи провисли, генерал поймал мой не самый ласковый взгляд, но только хмыкнул. У него свои цели и свои враги, что ему месть какого-то сержанта? Мерис смотрел на меня с чувством глубокого морального удовлетворения, по-моему, не более.

— Вызывай подкрепление, Вэнс, — бросил он спецоновцу и поднял глаза, пересчитывая цепи. — Нужно человек десять, иначе мы тут и за два часа не управимся…

Из набранных генералом бойцов развлечь его персону не отказался никто. Хотя молчать многие не умели. И от этих криков мне было куда больнее, чем от саднящих ран на спине и на ребрах. Но заткнуть уши я не мог. Беспамятные боги! Я уже ничего не мог. Только стоял и смотрел, как избивают ребят. Моих ребят. Мерис уже сказал им, что я их будущий командир. И я смотрел. И молчал. И, может быть, только теперь начинал понимать, почему Дьюп так не хотел брать меня с собой. Он знал. И навигатор знал. Каким бы я не возомнил себя в последние месяцы суперменом, я изначально не был приспособлен к службе в спецоне. Даже когда у меня в башке щёлкнуло, и я бросил в Баруса кресло, я бросил его не в голову… Я бросил кресло в стену НАД его головой. Я как был добрым доверчивым деревенским щенком, так им и остался. Почему же Дьюп меня не бил, чтобы я хотя бы помнил об этом?! Дьюп всегда бил расчетливо и наверняка, я — молотил воздух… И я никогда не мог смотреть, как кому-то больно. Сам могу терпеть, пожалуйста, но смотреть… Да и кем Дьюп мог взять меня с собой в спецон? Ординарцем, что ли? Разве я способен вот так, как этот, со споротыми нашивками, избивать человека только за то, что это пришло в больную голову его командира? Какой я дурак, Беспамятные боги! А если бы Дьюп отдал мне такой приказ? Хотя… Он бы сделал всё сам. Он всегда самую грязную работу делал сам. И мне велел сидеть там, где сижу. Он отвечал за то, что делал. Это я… Беспамятные боги, что же я натворил… Да кончится это когда-нибудь или нет?!

После экзекуции Мерис велел нам идти за спецоновцами. Они, пока мы тут мыли, развернули в одном из ангаров передвижной госпиталь.

— Но, — сказал генерал, — шрамы по возможности оставляйте. Они вам ещё пригодятся потом, эти шрамы.

Я был зол на него, но понимал — да, шрамы пригодятся. Татуировок на правом виске, положенных в штрафбате, нам делать не будут — не та степень взыскания. Предполагалось, что мы не законченные отморозки, а так, мелочь, сосланная в южное крыло за дисциплинарные проступки. И в психологическом аду, который нас ждёт, как моральный буфер, годятся иногда и шрамы.

Он-то делал всё правильно, просто моя природа не понимала и не принимала такой поганой правильности. И ещё я очень хотел знать: когда Мерис «делает из нас тех, кто нужен ему», в нем самом остается ещё что-то человеческое?

Генерал набрал двести парней. Пока нас везли, я постарался запомнить всех — кого как зовут, кто что любит, чего боится. Мерис как-то вызвал меня и разложил передо мной двести голокарт.

— Расскажи о каждом, — приказал он и закурил.