Дурак умер, да здравствует дурак

Косгроув уехал в Бразилию спустя год после дяди Мэтта и за два года до возвращения последнего. Интересно, может быть, они познакомились там? Может, именно Косгроув вызвал в Бразилию доктора Осбертсона, когда дядя Мэтт заболел? А вдруг привезенные дядькой деньги когда-то полностью или частично принадлежали Уолтеру Косгроуву?

Похоже, нынче днем доктор Осбертсон всеми правдами и неправдами, и сознательно, и несознательно стремился утаить от меня имя Косгроува.

Вероятно, он до сих пор силился вывести это пятно на своем послужном списке, но если дело ограничивалось лишь спасением репутации, Осбертсон явно переборщил. Нет, тут наверняка есть что-то еще, пока недоступное моему пониманию.

Выйдя из библиотеки, я прошагал до автозаправки на углу Десятой авеню и Сорок второй улицы, забился в телефонную будку и позвонил по номеру, указанному в записке профессора Килроя. После третьего гудка трубку сняли, и сухой трескучий голос произнес:

– Да? Что такое?

– Профессора Килроя, пожалуйста, – сказал я. В каком-то смысле имя звучало так же глупо, как Фред Нидик, но, произнося его, я не чувствовал себя круглым дураком, коль скоро не был профессором Килроем.

– Кто это? – спросил трескучий голос.

– Фред Фитч, – ответил я. – Это профессор Килрой?

– Где вы? Дома?

– Неважно, где я. Вы – профессор Килрой?

– Конечно, а вы как думали? Стал бы я давать вам чужой номер. Где вы хотите встретиться, у вас или у меня?

– Не у вас и не у меня, – ответил я, поскольку продумал все загодя и уже решил, где безопаснее всего увидеться с этим человеком, кто бы он ни был. – Встретимся на центральном вокзале, в главном зале ожидания.

– Это еще почему?

– Потому что я не знаю, кто вы такой.

– Послушай, мальчик, я только хочу выручить племянника своего старого приятеля. Вот и весь мой интерес в этом деле.

– А мой интерес – в том, чтобы обезопасить себя. Либо встречаемся на центральном вокзале, либо – в загробном мире.

– А, черт с тобой, ладно. Во сколько?

– Сами решайте, во сколько.

– В восемь устроит? После часа пик?

– Да, устроит, – ответил я. – Как я узнаю вас?

– Не волнуйся, – заверил он меня. – Я сам тебя узнаю.

Щелк.

Глава 24

Так, теперь – квартира дядюшки Мэтта. Я все тянул с походом туда, поскольку был почти уверен, что Добрьяк посвятит хотя бы часть сегодняшнего дня наблюдению за квартирой в надежде схватить меня за ухо, чтобы предпринять последнюю попытку испробовать на мне свой гипнотический дар. Я понятия не имел, какая роль отведена стряпчему во всем этом деле, связан ли он с убийцами и похитителями или строит какие-то козни в одиночку. Но я знал, что при моей доверчивости и его улыбчивой физиономии мне ради собственной безопасности следует держаться подальше от Добрьяка.

Впрочем, не мог же он вечно следить за квартирой дядюшки Мэтта. Рано или поздно ему придется снять наблюдение и вернуться к исполнению своих прямых обязанностей. Сейчас он наверняка подкупает какого-нибудь присяжного, обирает очередную вдову или вчиняет иск бригаде скорой помощи. С надеждой, что мои предположения верны, я смешался с толпой и в час пик незаметно добрался до той части Западной пятьдесят девятой улицы, которую незнамо почему величают Южной Сентрал-Парк-авеню, где отыскал нужный мне дом и принялся крадучись бродить вокруг него, пока не убедился, что стряпчего Добрьяка нет поблизости. Только тогда я подошел к швейцару, весьма похожему на какого-нибудь списанного на берег адмирала.

Поначалу он повел себя так, словно меня не существовало вовсе (уверен: больше всего на свете ему хотелось именно этого). Наверное, моя наружность слишком отличалась от облика местного населения. Полагаю, швейцар принял меня за туриста, который вот-вот попросит показать ему проходящих мимо знаменитостей. Ведь тут жили Джо Пайро, Барбара Стрейзанд, генерал Херши и еще много разного видного люда.

Когда, наконец, я прибегнул к тактике прямолинейных действий, стал перед швейцаром и принялся мешать ему останавливать такси, он неохотно смирился с моим существованием и раздраженно спросил:

– Ну, в чем дело?

– Ключи от квартиры Грирсона, – потребовал я.

Кабы я думал, что швейцар тотчас примется бить поклоны и расшаркиваться, меня ждало бы большое разочарование. Он все так же сердито и нетерпеливо сунул руку в карман своих адмиральских штанов, выудил оттуда два ключа, привязанных грязной бечевкой к круглому красному брелоку, и, ни слова не говоря, протянул их мне. При этом он даже не посмотрел в мою сторону, а просто обошел меня и яростно дунул в свисток.

В парадном меня остановил еще один офицер военного флота, уже чином пониже. Какой-нибудь капитан-лейтенант швейцарских ВМС. Он с едва скрытой враждебностью осведомился, кого из жильцов дома я хочу повидать и какие у меня основания надеяться на это.

– Никого, – ответил я ему. – И никаких. Я владею квартирой в этом доме. Прежде она принадлежала Мэтью Грирсону.

На сей раз я уловил перемену в поведении собеседника. Оно сделалось панибратским, и я обиделся, когда капитан-лейтенант с матросской прямотой произнес: