Когда в самом начале кампании сюда явились по личному приглашению Зудина некоторые из его бывших коллег, произошла довольно гадкая сцена. Им пришлось сначала долго ждать в предбаннике пресс-службовского номера, а потом по одному заходить на «собеседование» к мрачному небритому человеку, шеф-редактору будущей газеты, который оглядывал зудинских приятелей с ног до головы и задавал им дурацкие вопросы, главным образом насчет их политической ориентации. Собашникову, который пришел с нарисованными на бумаге макетами, он сказал:
— Что это вы такое принесли, зачем?
— Это мои предложения, как оформить газету, — простодушно отвечал Валя.
— Вы что, от руки их рисовали, что ли?
— Ну да, от руки, — подтвердил Валя.
Небритый повертел макеты так и эдак и швырнул их в урну.
— У нас тут не стенгазета, молодой человек. Вы на компьютере работаете?
Валя скис. Он не работал на компьютере.
— Вы нам не подойдете, — отрезал редактор и крикнул в дверь: — Следующий!
У Жоры Иванова, который захватил с собой несколько снимков, он спросил, кто это на них изображен, и отобрал два — с Гавриловым, снятым Жорой на банкете по случаю его повторной инаугурации в окружении молодых казачек, вручавших ему хлеб-соль; и с Твердохлебом, выступающим с трибуны сессии еще в бытность его председателем облсовета и так размахивающим руками, будто собирается кому-то заехать в ухо. Именно эти снимки были использованы впоследствии в газете «Боже упаси!», но в таком виде, что сам Жора с трудом смог догадаться о своем в некотором смысле авторстве.
Дольше всех пробыл в номере Валера Бугаев, который имел неосторожность вступить с редактором в философский спор относительно будущего России. Тот сказал, что это его мало волнует, а вот не может ли господин Бугаев написать что-нибудь в жанре компромата про Твердохлеба или, на худой конец, про губернатора Гаврилова. Валера оскорбился и сказал, что он такими вещами не занимается.
— Зачем же вы тогда пришли? — искренне удивился небритый, но все же оставил подготовленный Валерой «Анализ политической ситуации в Благополученской области накануне губернаторских выборов». — Посмотрим, может быть, пригодится, — сказал он и небрежно кинул материал на подоконник.
И действительно, отдельные абзацы этого анализа Бугаев с недоумением обнаружил вскоре разбросанными по разным материалам и даже разным страницам газеты «Боже упаси!», при этом выводы из его умозаключений были сделаны прямо противоположные тем, какие содержались в оставленном им в гостинице тексте.
Без всяких проволочек были приняты на работу лишь два молодых, бойких журналиста из редакции «Вечернего звона», специализирующиеся на «светской хронике» и скандалах. Им даже был выдан аванс, после чего они побежали рыскать по городу в поиске сенсаций, которые, в случае их отсутствия, должны были сами же и организовать.
Люди Фуллера пытались, правда, привлечь к сотрудничеству кого поименитее и даже снарядили небольшую делегацию к писателю Суходолову, жившему в последние годы совершенным отшельником и почти ничего не писавшему, но тихо, со стороны сочувствовавшему порушенной жизни. Привезли ему готовый текст в поддержку Зудина и просили только одного — собственноручного автографа, намекая на возможность содействия в переиздании его романа десятилетней давности. Писатель в деньгах нуждался, и очень, так как довольно приличный гонорар, который он получил в свое время за роман и на который рассчитывал безбедно прожить следующие лет десять, как только объявлена была либерализация, в одночасье превратился в пыль, и многолетний каторжный труд писателя пошел коту под хвост, если, конечно, не считать славы и звания лауреата Госпремии. Суходолов выслушал гонцов, почитал бумажку и гордо заявил, что ничего он подписывать не будет, потому что писатель не может никого поддерживать, писатель должен оставаться со своим народом!
Но нашлись другие, правда, не такие именитые, зато и не такие гордые, которые подписи свои весьма выгодно запродали зудинскому штабу, объясняя это самим себе и окружающим тем, что раз уж нынче все продается и все покупается, то почему же именно они должны оставаться альтруистами.